Василий Сахаров - Сын атамана [publisher: МедиаКнига]

– Выходит, что это правда? А я думал, будто врут люди…

– Да, верные известия. Его посланник Андрюшка Войнаровский еще два месяца назад ко мне приезжал и бумагу от Мазепы привозил.

– И что там?

– Мазепа потребовал соблюдать 23 пункта и все подписанные моими предшественниками договора с Малороссийской Украиной, а иначе он не считает меня своим государем. Я приказал схватить Войнаровского, но поздно, тот бумагу передал, ответа ждать не стал и скрылся. И что теперь получается, сын, сам понимаешь. На Руси разруха и народ бунтует. Крестьяне бояр режут, а на дорогах разбойники шалят. Весь юг от нас отпал. Казаки готовятся в поход, а чтобы их сдержать, требуются войска, которые ненадежны и в любой момент могут на сторону бунтовщиков переметнуться. А самое главное – Карл Шведский по весне на Москву пойдет и ой как трудно нам придется.

Прерывая царя, в комнату втащили тело изломанного окровавленного человека в обносках. Сколько этому человеку лет и кто он по званию, понять было невозможно. Лицо в синяках, ссадинах и кровавой корке. Однако если судить по остаткам одежды, некогда богатой и справной, обрывкам камкосиновой (шелковой) сорочки и добротному кафтану, человек этот был знатен.

Два палача, дородные мужчины в красных рубахах, сноровисто и привычно завели руки узника за спину, связали их длинной веревкой, и вздели его под потолок так, что несчастный касался пола только кончиками больших пальцев.

– Кто это? – спросил царевич.

– Лопухин, Абрам Федорович, – ответил Петр и покосился на сына.

– Дядя? – Алексей был в недоумении.

– Да, брат твоей матери, которая, видимо, все никак не угомонится, и зять Федора Юрьевича Ромодановского.

– Уверен, матушка здесь ни причем.

– Посмотрим.

– Так значит, это дядя воззвания против тебя сочинял?

– Он самый. – Петр повернулся к палачам и скомандовал им: – Начинайте!

Один из катов взял лежащие в жаровне раскаленные щипцы и вырвал из израненного боярского бока кусок плоти. По комнате разнесся запах паленого мяса. Лопухин издал крик боли и отчаяния, а затем возопил:

– Господи, помоги мне! Государь прости! Виновен перед тобой и признаю это! Вели прекратить пытку, милостивец!

Царь посмотрел на него и спросил:

– Кто с тобой в сговоре был?

– Один я, никого со мной больше не было.

– Врешь, собака!

– Именем Господа Бога нашего Исуса Христа клянусь, что один был. Сам подметное письмо сочинил и через холопов своих по Москве распространял.

– Зачем?

– Поверил бродягам безродным, что на базарах и рынках толкутся, и решил племяннику своему славу среди московской черни сделать.

– И что бродяги говорят?

Лопухин примолк и, подбадривая боярина, другой палач перетянул его кнутом по спине. Абрам Федорович всхлипнул и ответил:

– Люди говорят, что Антихрист Петр будет повержен и роду Романовых придет конец. Поминают Булавина и Мазепу, шведов и запорожцев. Обнищали люди и разуверились в своем государе, и теперь готовы любого иного правителя признать, только бы не ты на троне сидел.

– Получается, ты о выживании Романовского корня беспокоился? – усмехнулся царь.

– Да, милостивец, только об этом и думал.

– Ну-ну, – Петр посмотрел на сына и кивнул на выход. – Пойдем.

Царь направился в жилые комнаты, Алексей последовал за ним, а позади кричал боярин Лопухин, его родной дядя, которого продолжали пытать. Отец и сын прошли в апартаменты Петра, царь выпил вина и спросил Алексея:

– Понимаешь теперь, Алешка, что творится?

– Да, – неуверенно ответил царевич.

– Вот и ладно. Я сейчас же отправляюсь на западную границу, буду готовиться к битве с Карлом, а ты остаешься на Москве.

– И что мне делать?

– Укрепляй столицу, готовь рекрутов и постарайся завоевать любовь черни.

– Батюшка, но как же это…

– Делай, что я велю, а Ромодановский и московские чиновники тебе помогут. Сделаешь?

– Да, государь.

– Славно. Я верю тебе, сын.

Петр Алексеевич, этот суровый и безжалостный человек, второй раз за день обнял сына, ободряюще улыбнулся ему и вышел. Путь царя лежал в Гродно, из которого он хотел выбить передовые части шведов, а царевич оставался в Москве, дабы укрепить столицу и привлечь к себе симпатии горожан.

Войско Донское. Черкасск. 07.02.1708.

– А ты молодец, Лют.

Полковник Лоскут, он же Троян, держа в руках свиток, подошел ближе к окну и внимательней вчитался в то, что я сегодня написал.

– Все правильно? – спросил я полковника.

– Да, – он одобрительно кивнул, вернулся ко мне и отдал свиток, – все верно, ни единой ошибки, и теперь могу сказать, что с заговорной речью ты разобрался. Практиковаться будешь сам.

– Хорошо.

Спрятав свиток в небольшую брезентовую сумку, которую постоянно носил при себе, я удовлетворенно улыбнулся и вспомнил прошедшие дни, которые были заполнены учебой у Лоскута…

Занятия проходили в курене, который ранее принадлежал Василию Фролову, взятому с поличным на сношениях с тайными посланниками азовского губернатора Толстого донскому старшине. В итоге Фролов лишился всего своего имущества и вместе с десятком товарищей по несчастью был отправлен в изгнание. Первоначально двурушников хотели казнить, но по многочисленным просьбам самых влиятельных людей казацкого общества, жизнь им оставили, и они эмигрировали в Малороссию, а их жилища перешли в собственность родственников или более достойных людей, как правило, выдвиженцев военного времени из окружения войскового атамана.

Так войсковой писарь и начальник Донской Тайной Канцелярией полковник Лоскут заимел свое жилье в столице Войска Донского. В связи с зимним временем, снегопадами и метелями работы у него немного поубавилось, и большую часть дня он посвящал тому, что учил меня всякой ведовской премудрости, с основным упором на воинское дело и владение Словом.

Все шло своим чередом, и материал я усваивал быстро. Поначалу все больше Истинные Слова заучивал, те в которых Сила имеется. За неделю более пятисот запомнил. После этого перешли на заговорную речь, и как раз сегодня эту тему закончили. Интересный и чрезвычайно познавательный предмет, на котором можно рассмотреть, как меняется и мельчает человек.

Например, весьма распространенный «простонародный» заговор на исцеление от грыжи, который звучит вот таким образом: «Стану я раб, такой-то, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота, в чисто поле, в подводосточную сторону, к морю к Океану. В море-Океане лежит Алатырь-камень, на том камне Алатыре стоит дом. Попрошу я, раб такой-то, здоровья, о такой-то болезни, о наличном мясе, от грызоты, от болеты, от ломоты. Бежит река огненная, через огненную реку калиновый мост, а по тому калинову мосту идет стар матер человек; несет в руках золотое блюдечко, серебряно перышко, мажет у раба, такого-то, семьдесят жил, семьдесят костей и семьдесят суставов; избавляет он раба, такого-то, от семидесяти болезней. Не боли, не ломи, и не откидывай, ни на конце, ни на ветке никогда».