Василий Сахаров - Сын атамана [publisher: МедиаКнига]

Замыкаю словеса свои словом великим, им же замыкаются все недуги с полунедугами, все болезни с полуболезнями, все хворобы с полухворобами, и все корчи с полукорчами. Замыкаю я слово мое великое на Дарью от черных немочей – лихоманок, по сей день, по сей час, по всю ее жизнь. И станут слова мои заговорные, крепче Огня-Пламени, и Алатырного Камня. Гой!»

Только я начал произносить первые слова наговора, как вошел в измененное состояние и впал в транс. Я почувствовал в себе силу, которой раньше никогда не было, и дальше от меня уже мало что зависело. Слово цеплялось за слово, и каждое было пропитано Силой, а речь текла равномерно, плавно и без сбоев. Ладони мои все время были на щеках девочки, и когда я закончил свой наговор, и посмотрел на нее, то увидел, что она уже не бредит, а спокойно спит, причем так мило сопит, что самому вздремнуть захотелось. Щеки ее приобрели ровный светлый цвет, и краснота ушла. Зато мои ладони, пекло так, будто я их в кипятке обварил.

– Сбрасывай лихоманку! – приказал Лоскут.

Я повиновался старшему товарищу и учителю. Подошел к жаровне и, представив, что на моих руках грязь, стал встряхивать ладони и сбрасывать прилипшую ко мне болезнь на уголья. Почти сразу пришло облегчение, и хотя ладони еще немного зудели, вся дрянь, которую я вытянул из девочки, сгорела в огне, который полыхнул серым и смрадным облачком. На несколько секунд в комнате повис запах гнили. Но развешанная по углам полынь, быстро ее забила, и снова запахло степными травами.

– Ну как, – обратился я к Трояну, – получилось у меня?

– Для первого раза неплохо. Теперь тебе надо баньку принять и все тело целиком от мерзости черной отмыть.

– Понятно.

– Раз понятно, то чего стоим? Пошли.

Мы с Лоскутом оставили Дарью на попечение счастливой матери, а сами вышли на двор, и здесь меня ожидал сюрприз. Возле крыльца, под присмотром Василя Чермного, стояли два молодых парня, один широкоплечий здоровяк с простецким лицом, а другой худой русоволосый крепыш. Это были те самые поселенцы из Богатого Ключа, за которых я заступился перед Хомутовскими казаками. Помнится, я обещал им помощь, если они когда-нибудь в Черкасске окажутся, а они уже тут как тут. Слово мое крепкое, надо будет им помочь, разумеется, если они за этим пришли.

– Кто такие? – обратился к ним Лоскут.

– Федор Кобылин и Митяй Корчага, – ответил русоволосый, и кивнул на меня. – Мы к Никифору. Хотим в войско вступить, так думали, может он расскажет, куда нам лучше всего пойти.

– Как узнали, что я здесь? – теперь уже я в разговор вступил.

– В войсковой избе сказали.

Я посмотрел на Лоскута и сказал:

– Дед Иван. Пора бы мне ближними людьми обзаводиться. Как думаешь, эти парни подойдут?

– Да. Здоровяк, тот лесовик хороший, сразу видать, а худой, если его кормить хорошо и гонять с утра до вечера, неплохим воином станет, злости в нем много.

– Перед отцом, если что, слово замолвишь?

– Поддержу тебя, – полковник подмигнул мне левым глазом.

Повернувшись к парням, я спросил их:

– А что, парни, ко мне в дружину пойдете?

– А большая дружина? – снова за двоих поинтересовался Митяй.

– Пока только вы и я.

Парни переглянулись и ответили одновременно:

– Согласны.

Россия. Усмань. 28.03.1708.

Пришла весна, стаяли снега, вскрылись реки, и прошел ледоход. Начали просыхать дороги, и отдыхавшие большую часть зимы казаки снова собирались в полки, соединялись в армии и выходили на указанные войсковым атаманом оборонительные рубежи.

Перед Третьей армией Василия Поздеева, которая состояла из десяти тысяч конных низовых казаков, двух тысяч запорожцев под командованием атамана Беловода и Первого Волжского стрелкового полка Ивана Павлова, при двенадцати пушках, задача ставилась простая – прикрыть город Воронеж. С такой силой, которая была у него под рукой, Поздеев был уверен, что сдержит любого противника. И даже если царь Ероха сможет выкроить на прорыв к Дону какие либо серьезные силы и, вдруг, он не одержит над врагами убедительной победы, то справа от Воронежа стоит Пятая армия Андрея Мечетина, а слева, ближе к Малороссийским землям, Шестая армия Максима Кумшацкого. Всегда есть возможность получить подкрепления, а раз так, можно не беспокоиться. Царские генералы Боур и князь Василий Владимирович Долгорукий не дураки. Они будут стоять на месте, и прикрывать основные дороги в Центральную Россию. Именно так считал командарм-3.

Свои полки Поздеев расположил в крепости Усмань, окрестных слободках и селах. Продовольствия имелось в избытке, донские казаки и запорожцы стояли на постое, и только бурлаки Павлова, единственная пехотная часть в составе армии, находился в стороне, в Демшинском остроге. Такое положение дел Поздеева пока устраивало, хотя он и понимал, что, сидя в обороне славы и богатств не получишь.

Впрочем, походного атамана согревали мысли о том, что летом его армия совершит прорыв к нетронутым войной районам России, и там-то он сможет пограбить боярские гнезда и царские закрома. И дело было не в том, что Василий хотел личного обогащения. У него была мечта стать войсковым атаманом, а для того чтобы достичь своей цели, ему необходимо прославиться и завоевать уважение среди казаков и идущей на Дон бедноты. Именно поэтому он взял в свою армию бурлацкий полк Павлова, и именно для этого хотел большого похода и славной битвы.

– Казаки! Беда!

Прерывая мысли командарма о большом летнем походе на Москву, в открытые ворота крепости влетел казак на взмыленном коне.

– Эй! – окликнул казака Поздеев, в это время, находясь посреди крепостного двора и чистя свою чистокровную кобылу. – Кто таков? Что случилось?

– Передовой дозор сотника Гулыги, казак Стародумской станицы Петров, – вестник спрыгнул наземь. – От Грязей царские войска стронулись и на нас идут.

– Много их?

– Очень много. Корпус Боура и отряды Долгорукого. Пехоты пять полков насчитали, драгун три полка, а то и более, конное боярское ополчение с боевыми холопами и слобожан сотни три.

Поздеев посмотрел в глаза своих полковников и сотников, бывших с ним рядом, и скомандовал:

– По коням! Принимаем бой! Выйдем навстречу царевым псам и раздавим их!

Казаки кинулись готовиться к битве, а Поздеев размышлял о том, что вот он, его заветный шанс отличиться.

«Победа будет за нами, – думал командарм-3, – со мной лучшие низовые казаки и запорожцы, и к тому, что я взял Воронеж, прибавится победа над Долгоруким и Боуром. Добычи будет много, раздам ее казакам, и Булавин ничего против не скажет, не себе ведь взял. А дальше, что будет, и так ясно. Соперников у меня только двое, Максим Кумщацкий и Кондрат, и если повезет, и сам не заробею, по осени быть мне войсковым атаманом».