Максим Форост - Вперед, государь!

— Proshti ta proshch, — сказал по-славянски Евтихий. — Прости и прощай.

Скоро до Евтихия дошли слухи, что Акамир, князь велесичей, на самом деле угрожал древним Афинам приступом. В далёком Константинополе обеспокоились судьбой трона и поднятым греческими славянами восстанием:

«В месяце марте [799 года Господня] Акамир, начальник склавинов в Велзитии, подущаемый жителями Эллады, хотел увести» заключённых в Афинах кесарей «и провозгласить кого-либо из них царём…» — записал в летописи хронист Феофан Византиец.

Ирина, в который раз убеждённая советами Ставракия, послала в Афины тайное предписание. Правителю города приказывалось в случае опасности ослепить искалеченных кесарей. Так несчастные девери царицы навсегда лишились возможности претендовать на трон Императоров.

Потеряв цель восстания, элладские славяне разобщились, а их мятеж угас сам собою. Славянский князь Акамир так и не получил желаемый сан римского патриция. В хрониках о князе Акамире не напишут более ни одной строчки.

Но о судьбе Лели и Иоаннушки появится предание. Ещё не раз Евтихий, вспоминая недосказанную полуулыбку, выслушает с подробностями и домыслами грустную историю гонимой мачехой княжеской дочери Елены и её братика Иоаннушки, навек превращённого в козлёнка.

А про Михайлу Потыка, их славного отца, сложат былины. Переменяя названия стран, певцы споют о герое, имевшем несчастье жениться на ведьме. Погребённый заживо, он убил подземного змея, одолел все беды и вытерпел лютое распятие.

Страна греческих славян, где жили Михайло Потык и его дети, исчезнет с лица земли. Белая Склавиния так и не родится под солнцем. Будущий император Никифор Геник переселит в неё грекоговорящих подданных с разных концов Империи, и язык элладских славян позабудется.

Чьей крови в жилах будущих обитателей Греции окажется больше — славянской, или эллинской, или какой-то иной, то ведомо одному лишь Создателю. Всю жизнь Евтихий будет мучить себя вопросом, было ли справедливым то дело, которому он помог совершиться.

Но лишь одно Евтихий будет бережно хранить в памяти — это перевернувшую его жизнь встречу с Михайлой Потыком, Лелей и Иоаннушкой.

28

Несколько месяцев спустя

Эгейское море

Лебеди зовут с собой…

Близ острова Лемнос корабль рассекал море, а над мачтами проносилась стая лебедей с ближайшего берега. Казалось, что они зовут за собою…

Парус хлопал над головой, корабль острой грудью разрезал волны, а в море сверкали мириады солнечных блёсток и искр. Волны, наконец, перестали казаться ему струнами, натянутыми на проклятых гуслях. Евтихия понемногу отпускало.

Корабль при благоприятном ветре через четыре дня войдёт в Геллеспонт — море Геллы, маленькой сестры бедного Фрикса. Перистые облака в небе напоминали лебединые крылья, они распростёрлись над ним, они куда-то стремятся и зовут за собой. Куда?.. Назад ли, в греческую Склавинию? Там — родина. Страна, которую занял чужой народ… А лебединые облака зовут и зовут куда-то.

— Долго ли до Константинополя, корабельщик? — Евтихий спросил у ветра, у зелёного моря и у голубого склона неба.

Всю дорогу, внизу под палубой среди путешествующих и торгующих, среди слуг и поклажи, Евтихий простоял на коленях. Его принимали за паломника и ни о чём не спрашивали. Евтихий читал над собою молитвы — отчитку, экзорцизм, службу на изгнание из души нечисти. В посту, в голоде, в духоте, борясь и обливаясь пóтом, он изживал из себя заклятье мёртвого колдуна… А час от часу, смущая его, перед глазами вставало лицо склавинки Лели — взгляд из-под ресниц, светлые, вьющиеся на ветру волосы, сжатые, чуть тронутые улыбкой губы.

За это он запрещал себе даже пить воду и ещё жарче молился. Надо смириться: семья, тепло домашнего очага — это не для него, не суждено ему. Как не были суждены ни армия с её походами, ни служба с чиновными должностями, ни спасительный монастырь. Сердце опустошено прикосновением к заклятому, злому, мрачному. Сердце было обожжено пламенем чуждого духа.

Он поднялся на палубу и теперь подставлял лицо ветру. Заклятье ещё властно над ним. У ног на палубных досках стоял заветный ларец. Подумалось: «Если милостью Божьей волны уже не мерещатся струнами, а гладь моря не кажется пучиной со зверем из бездны, то…» Евтихий с замиранием сердца приоткрыл ларец… Нет, он снова увидел всё те же самородки и слитки золота. Он сморщился как от боли и медленно опустил крышку.

Евтихий прикрыл глаза. Позже, в столице, на него снова поскачут кони и всадники с настенных гобеленов, что висят в покоях царицы.

Он простёрся ниц перед августой. Царица Ирина, как в прошлый раз, встала к нему навстречу. Евтихий поднялся и встретился с ней взглядом. Он подавил вздох: царица сделалась старше, болезнь словно подтачивала её. Власть и престол стоили августе последних сил и здоровья.

— Открывай же, Евтихий. Я жду, — разрешила царица.

— Августа, я привёз тебе золото скифов, — он зажмурился, не зная, что произойдёт дальше, и открыл перед василиссой ларец.

С мгновение Ирина молчала.

— Что это? Уголь, зола, мусор, — с нерадостным любопытством обронила августа Ирина.

Поспешно Евтихий глянул на свой подарок, в самом деле, это был лишь пепел и угли, наваждение волхва сгинуло. Евтихий с благодарностью опустился перед царицей на колени.

— Встань, — не вытерпела василисса.

— Прости, августа, я не привёз тебе ни золотого руна, ни скифских сокровищ, ни дара царя Мидаса, — Евтихий склонил перед ней голову, но поднялся. Царица вдруг коснулась его руки:

— Крестник, что приобрёл македонский пастушок взамен обещанного золота?

— Он приобрёл… солнце Македонии.

Царица с усердием закивала головой:

— Ты привёз мне солнце Греции, Евтихий. Страны, где я родилась, но которой не видела. Да, ты привёз солнце Греции, потому что отнял у варварского жреца его могущество. Отныне наша земля к нам возвратится. Обрадуйся же! Грекам будет, где поселиться, когда арабы и персы сломят восточные границы и заберут наши города. Прости, Евтихий, всё это будет после меня… Но хотя бы маленькое греческое царство останется.

Царица тяжело опустилась в кресло, свет падал на её лицо сбоку, и Евтихий увидел, как больна византийская царица. В этот час он принял своё решение и понял, куда зовут его лебеди. Царица Ирина медленно спросила:

— Будешь ли служить мне и дальше, Евтихий Медиоланский?

— Прости меня, василисса, — Евтихий покачал головой. Он поклонился и со щелчком закрыл ларец с пеплом и угольками. — Мне нельзя оставаться в столице. Ставракий не пощадит меня. Я был в кругу восставших и не уберёг афинских кесарей, я не сохранил спокойствие трона. Я заслужил ссылку, августа Ирина, мой верный Император!