Надежда Дёмкина - Времена го(ро)да

В городе стало тихо. Не считать же шумом ровный рокот дождя, крики чаек, плеск воды о деревянные пирсы и сердитые гудки пароходов?

Количество жителей уменьшилось в несколько раз — в первый год сбежали практически все, и в городе царствовала только вода, но через некоторое время люди стали возвращаться.

Постепенно здания и скульптуры покрылись слоем плесени, она расцветила фасады и балконы, портики и колонны, наличники и львиные маски. Патина времени, которую так стремились уничтожить скоропостижными евроремонтами, вернула Петербургу его романтику.

Когда стало понятно, что ничего аномального — кроме непрестанного дождя — в городе не происходит, сюда снова стали приезжать туристы. Их катали на лодках, кормили свежей рыбой, а самые смелые отправлялись на подводные экскурсии по Летнему саду и Петропавловской крепости.

Среди молодых петербуржцев стала популярна татуировка в виде рыбьей чешуи, наиболее продвинутые делали себе даже перепонки между пальцами.

Я не уезжала из города. Я здесь родилась и не видела причин, по которым мне нужно было сломя голову куда-то бросаться. В конце концов, климат тут всегда был дурной.

Помню тот период, когда Петербург остался почти пустым. Думаю, таким его и задумал Петр — гигантские молчаливые декорации, на первом плане — вода.

Целыми неделями я дрейфовала вдоль улиц, останавливаясь на ночлег то в одном доме, то в другом.

Квартиры встречали меня сквозняками и брошенными вещами. Я ничего не брала сверх необходимого: искала только продукты, да что-нибудь почитать. Но часто натыкалась на мародеров — для них у меня был припасен пистолет. Увидев дуло, направленное на них, те предпочитали убраться, ведь весь город был в их распоряжении.

Теперь такого беспредела уже нет. Все ценное разграбили, да и людей стало намного больше — пустых домов почти не осталось, кто-нибудь да обживает каждый.

После всех своих странствий я осела на Мойке. Всегда мечтала жить с видом на реку — и хотя сейчас почти все дома имеют такую привилегию, я предпочитаю классику.

Подрабатываю продажей жареной рыбы. На моем катерке есть барбекю. На рассвете я приплываю в порт и покупаю свежей рыбы, а потом целый день плаваю куда глаза глядят и предлагаю перекусить.

Я крашу волосы в зеленый цвет, меня прозвали Ундиной. Ундина я и есть.

Когда просыпаюсь, первым делом слушаю, что говорит мне дождь: он рассказывает, каким будет день, куда пойти и кого мне суждено встретить.

Я надеваю желтые веллингтоны и оранжевый дождевик — так меня узнают издалека, в любой туман.

Сегодня появится первая корюшка — я это чувствую по легкому огуречному запаху, разлитому в воздухе раннего утра.

Значит, началась весна.

Аничков мост. Рисунок Нади Дёмкиной. Тушь, бумага

— Добро пожаловать на борт нашего экскурсионного катера. Меня зовут Марианна Павловна, я ваш гид. У нас работает кафе, есть теплые пледы для тех, кто замерзнет на ветру, на нижней палубе расположен туалет.

За полтора часа мы с вами совершим экскурсию по главной артерии Петербурга — Невскому проспекту. Он берет свое начало у Дворцовой площади и Адмиралтейства и несет свои воды через весь центр города, единственный изгиб его русла приходится на площадь Восстания, оттуда он, уже присмирев, течет прямо до Александро-Невской лавры.

Таким образом Невский фактически напрямую соединяет две части Невы, которая дает крутую излучину, прежде чем впасть в Финский залив (отсюда, как вы догадываетесь, и его название).

В Невский, конечно, впадает множество более мелких рек и речушек: Фонтанка, Мойка, Садовая, Лиговский, канал Грибоедова, Большая и Малая Морские и т. д. Но из всех них Невский — пусть и не самая протяженная, но самая широкая и глубокая река с капризным и непредсказуемым характером.

Чего только не натерпелись от нее петербуржцы: и внезапных осенних наводнений, и весенних половодий, и резких летних обмелений — и тем не менее невозможно представить себе город без серой чешуи подернутого рябью Невского.

Недаром так много писателей и поэтов посвятили свои строки красоте его вод. Например, вот что писал Гоголь, скучавший по плеску волн Невского даже в Риме, на берегах Тибра:

«Чуден Невский при тихой погоде, когда когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по зеленому миру».

Конечно, сейчас уже не осталось вокруг Невского ни лесов, ни гор — разве что если лесами мы будем считать городские скверы, а горами — дома, но это не умаляет его красоты.

Итак, проспект берет свое начало у Невы: со штапелей Адмиралтейства корабли петровского флота должны были сразу же отправляться в плавание по бурным волнам житейского моря.

Представьте себе эту картину: маленькие, одно- и двухэтажные домишки XVIII века, редкими островками сияют дворцы вельмож, а между ними медленно и величественно проплывают громады кораблей…

Проспект был проложен словно специально для того, чтобы северный ветер беспрепятственно продувал его из конца в конец, и разгоняясь до сверхзвуковой скорости, наполнял собой паруса кораблей.

Тогда флотилии шли по Невскому одна за другой, развевались штандарты, пушки палили в воздух, в новую морскую столицу везли товары, строительные материалы и людей.

Конечно, сейчас мы такого не увидим, движение большегрузных судов по Невскому запрещено после окончания войны. В последний раз корабли водоизмещением более 2000 тонн проходили по проспекту на первом параде, посвященном победе в Великой Отечественной войне.

Двести лет назад, берега Невского еще не были обложены гранитом. Эта титаническая работа по облицовке всех набережных была выполнена в основном сфинксами и грифонами, доставленными из Египта в подарок императрице Екатерине II.

Именно поэтому в центре города вы можете видеть так много памятных изображений этих ныне занесенных в Красную книгу животных. Эти мощные звери волоком тащили гранитные глыбы с Карельского перешейка к рекам, откуда их затем наяды и русалки сплавляли в центр города.

Львы, скульптуры которых также установлены практически на каждом спуске к реке, использовались в основном для устрашения крепостных строителей. Ведь те при любом удобном случае бежали в окрестные болота, надеясь что выжить там легче, чем на стройке. Это были жестокие времена, и памятником ему служат эти серо-розовые гранитные ложа рек, вымощенные гибелью тысяч людей и животных.