Павел Дмитриев - Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, Iii)

- Му-зей Ста-ли-на, - медленно, по слогам, совсем как первоклассник, прочитал я. - На кой дьявол?!

- Случайно вышло, - Бабель использовал самую обезоруживающую из своих улыбок. - Ты же меня сам просил в приличное общество вывести. И правильно, к слову сказать, хватит тебе на заводе дурью маяться. А показ новой экспозиции лучшим писателям и журналистам повод добрый, сам Горький приехал, да с Мурой!* Так что не пожалеешь... еще и накормить обещают вдосталь!

- Максим снова очерк наврет? - проворчал я.

- Как же живой классик-то без порционных-то судачков а натюрель? - поддержала мой скепсис Александра.

- Желаете прожить очередную обыденку, неволить не стану, - насупился за друга Айзек. И тут же попробовал зайти с другой стороны: - Али поджилки затряслись? Напрасно. Бомбисты убиты, ордена получены, дела сданы в архив. Вот ты попробуй, явись на Лубянку с повинной, да скажи, что и есть настоящий убивец. Живо попадешь не в камеру, а прямиком в дурку, в соседи к Наполеону с Цезарем.

Он мог бы так не стараться. Наживленный любопытством крючок уже проглочен. Как преступников тянет на место преступления, так и меня влекло внутрь бывшего храма. Да с такой охотой, что Бабель лишь укоризненно покачал головой при виде моего рывка к стеклам витрин мимо принимающего пригласительные охранника.

Изнутри ничто не напоминало храм. Незатейливое лакированное дерево, четкие контуры прямых углов, выдержанный, строгий стиль. Первые ряды экспонатов во всех персонифицированных музеях мира в сущности одинаковы. В какой семье родился, как и с кем учился, на ком женился, и прочая бытовуха. Трепанные книги, сношенные сапоги, шапки и миски времен ссылки, стихи о великом, вот уж никогда в жизни не думал, что Сталин их писал; всю эту совершенно неинтересную часть я проскочил быстро. Зато перед возвышением бывшего алтаря мое сердце заколотилось как яйцо в кипятке - там, в здоровенной, установленной на каменном кубе стеклянной банке, плавал заспиртованный человеческий мозг.**

- Неужели сталинский? - прошептал я.

- Нет, - Саша, не отстававшая от меня ни на шаг, ткнула пальцем в табличку: - Алексей Обухов... все что от него осталось.

- Бл...я!

Что тут еще сказать? Мало того, что парень погиб из-за меня и вместо меня. Так большевики еще и обошлись по-скотски с его телом. Кулаки сжались сами собой:

- Рас-схерачить весь балаган! С-спалить к чертовой матери!

- Прекрати! - одернула меня жена. - Кругом писатели!

- Дикари! Какие же они все дикари!

- Сам-то ничуть не лучше, - с неожиданной силой потянула меня подальше от заспиртованного мозга Саша. - Погляди, да тут чуть не половина музея про убийство!

На экспозицию, посвященную обстоятельствам гибели большевистского генсека, устроители музея не пожалели квадратных метров. Отвели весь второй этаж.*** Осколки, я хорошо помню, как мы с Блюмкиным их пилили. Тот самый телефонный шкаф, в который мы засунули мину, его остатки бравые безбожники приперли в бывший храм целиком. Яшкин извозчицкий армяк, его опаленная огнем стальная челюсть в кости черепа, и конечно записка о причинах теракта - то есть все, что осталось от самого известного диверсанта эпохи. Распластанный в лоскуты френч и облитый черной запекшейся кровью кусок асфальта. Чей-то пробитый насквозь партбилет. Личное соловецкое дело Обухова, заботливо разобранное под стеклом. Скрупулезное расследование обстоятельств побега в Финляндию. Листы книги регистрации посетителей из отеля на острове Принкипо, как доказательство тесных связей Обухова с Троцким. Вырезки из эмигрантской прессы. Многие сотни фотографий. Следователи поработали на славу - они даже каким-то чудом выудили из подмосковной болотины переделанный во взрывмашинку телефон и восстановили схему коммутации цепи подрыва!

Забыв про всякую осторожность, мы с Сашей сновали между шкафов, стендов и витрин, тыкали пальцами в тот или иной экспонат. Шепотом сравнивали обстоятельства "дела" - как планировали, как было, и как оно обернулось на самом деле.

Бабель подкрался незаметно:

- Так и знал, что вам понравится!

- Ох! - схватилась за сердце Саша. - Напугал!

Я молча разжал пальцы - правая рука схватила в кармане пустоту, браунинг остался в домашнем тайнике. Неужели Айзек на самом деле не понимает, что мы чувствуем себя в музее как живые лисы в меховом магазине? Или таким хитрым способом, через испуг, он пытается доказать, что СССР нет никакой опасности? Надеется убедить нас остаться в Москве, а не ломиться через границу - подставляя под смертельный удар, в случае захвата, как его самого, так и коллегу Кольцова?

Обидный трюк, однако на повод для ссоры никак не тянет. Я и сам много раз подумывал отложить побег. Оплатить хранение архивных пленок в банковском сейфе на следующие несколько лет можно чеком, через заграничных друзей Бабеля или Кольцова. Средства для жизни не проблема, "Пасынки вселенной", "Звездный десант", "Тоннель в небе"... да мне переписывания одного лишь Хайнлайна хватит на три пятилетки.

Советский быт, конечно, давит сильно. Но продснабжение в Москве на излете весны определенно наладилось, призрак голода, душивший столицу всю зиму, отступил. Цены на рынках откатились до разумных величин. Вот только что, у китайгородской стены, видел яйца и куриц - вполне по моему, далеко не самому толстому, кошельку. Годика два потерпеть, а там, глядишь, удастся пробиться в кружок популярных писателей. Завести, подобно Бедному Демьяну, обставленную мебелями осьмнадцатого века квартиру, горничную, повара и немца-лакея. Выхлопотать выезд за границу на какую-нибудь конференцию, и уж там... но зачем? Нет ни малейшего смысла сбегать от известности, гонораров, прогрессорских проектов, наконец. Будет величайшей глупостью начинать с нуля в какой-нибудь дыре типа Сен-Тропе то, что давно достигнуто на родине.

- Пойдемте, - поторопил Бабель. - Иначе все съедят без нас. И выпьют!

Непросто сказать что-нибудь доброе в защиту зависти. Однако надо войти в наше с Сашей положение: рядом с храмом, под скромным фасадом монашеских келий, скрывался превосходный, блестяще отреставрированный зал с двойным светом. Сводчатые потолки расписаны лиловыми лошадьми с ассирийскими гривами, на полу натертый до сияния наборный паркет, длинные шеренги столов плотно заставлены снедью и бутылками. А еще, между спинами публики, тут и там проглядывают...

- Саша, смотри, - прошептал я - Бананы!

- Ты точно уверен? - настороженно переспросила она, затем добавила, как бы извиняясь: - Я же только на картинках в твоем смартфоне их видела.

- Не сомневайся! Надо бы втиснуться поближе к фруктовой этажерке, оно того стоит.

- Но как эти бананы едят? - тут же озадачилась жена. - Мне кажется, или они поданы прямо в кожуре?