Павел Дмитриев - Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, Iii)

- Как рыбу, - припомнил я слышанный в детстве совет. - Хвостик и головку отрежь, потом шкуру прорезай вдоль, заворачивай, и вилкой, по кускам.

- Так, ребята, - прервал нашу гастрономическую тему Бабель. - Вы пока пристройтесь где-нибудь, а как друзья до оптимального градуса дойдут, я вас вытащу и представлю. Только я вас умоляю, сами на спиртное не налегайте!

Дождавшись, когда бабелевская спина укатится прочь, Саша отметила:

- Нервничает товарищ.

- Боится за Горьковскую морду, - я демонстративно потер об ладонь костяшки пальцев правой руки.

- Ты серьезно?

- Конечно... нет. Я же не самоубийца!

- Надеюсь, - облегченно выдохнула Саша. И тут же сменила тему: - Как ты думаешь, та Мари, что упомянута в найденном утром письме, нашла себе большевика в мужья?

- Почему спрашиваешь? - озадачился я. - Или...

Она проследила мой направленный на сидящих за столами людей взгляд:

- Да! Ты правильно догадался.

Сложно не обратить внимание на глубокий контраст между дамами и господами. Первые, по большей части, красивы той специфической красотой, что возникает от частого общения с автомобилями, ресторанной прислугой и неиссякаемой горячей водой в кране у ванны. Они щеголяют хорошо подобранными вечерними туалетами, в их размеренных ловких движениях чувствуется порода, или, как минимум, finishing school.**** Мужчины, напротив, демонстративно не заморачиваются манерами - кое-кто из них, не иначе как по вбитой в подкорку кабацкой привычке, взгромоздился за банкетный стол не снимая картуза.

- Победитель получает землю, золото и женщин, - я по-новому посмотрел на супругу.

Непонятная для меня, но наверняка модная шляпка, привезенное из Питера крепдешиновое платье-туника, изящные испанские лодочки молочного цвета. Вокруг шеи - стильное колье с настоящими рубинами. Подчеркнутая природная красота - против сносного разве что по меркам Электрозавода пиджака и пыльных, далеко не новых ботинок.

Расстроенно покачал головой:

- Легко сойдешь за свою!

- Надеюсь, не будешь никому доказывать, что прошел вне конкурса? - рассмеялась в ответ Александра. - Ты же по всем признакам истинный пролетарский писатель, качественная, свежая, большевицкая кровь. Не тушуйся, а пользуйся. Коллеги поймут правильно, я готова спорить, тут три четверти дел прокручивается через жен.

- Таких, как Дарья Богарнэ?*****

- А что ты хотел?! За ними связи старых родов, заграничная родня, имперское образование и многовековой опыт интриг.

- Их мужья, выходит, невежды, да вдобавок и подкаблучники?

- Кошелек и социальный статус, - изящно повела плечами Саша. - Однако они не догадываются, ведь жены-то умные.

- Циничка, - исковеркал я термин. - Хитрая циничная циничка.

- Которая хочет бананов, - поспешно напомнила о главном Саша.

- Раз такая умная, выбирай место сама!

\\\*Мура - Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг, фактическая жена М.Горького с 1920 по 1933 год. В реальной истории приехала в СССР в первый раз только на похороны Горького в в 1936 году (арестована ЧК в 1918 году как любовница Локкарта, освобождена по ходатайству Горького, бежала за границу по льду Финского залива).\\\

\\\**По тем временам достаточно обычное дело. Например, в музее Бессоновской больницы с 1927 и до 1988 года выставлялась заспиртованная голова преступника Алексея Альшина по кличке "Але".\\\

\\\***Сделать второй этаж в храме вполне реально, собственно, так и было в реальном Музее Москвы.\\\

\\\****Закрытая школа или пансион для девушек, ориентированный на преподавание традиций высшего класса в качестве подготовки к вступлению в общество (фактически - для удачного брака).\\\

\\\*****Графиня Дарья Богарнэ (1870-1937), дочь князя Романовского, герцога Лейхтенбергского. Правнучка Николая I, праправнучка императрицы Жозефины Бонапарт и М. И. Кутузова. Протеже А.М. Горького. В 30-х годах муж Дарьи Богарне заведует иностранным отделом Государственной Публичной библиотеки.\\\

Возражать супруга не стала, восприняла мою шутливую попытку уязвить как должное. Позицию выбрала на зависть любому завсегдатаю - от начальства подальше, к кухне, то есть экзотическим ягодам, поближе. Светским чередованием мужчин и женщин писатели пренебрегали, так что Сашиной соседкой оказалась подсушенная временем дама с окровавленными импортной помадой губами. Меня она приветствовала легким наклоном украшенной стеклярусом шляпки, Сашу - снисходительно-оправдывающей улыбкой. Мне с соседом повезло меньше - высоколобый бородач лет сорока зыркал в нашу сторону из-под кустиков бровей с такой неизбывной тоской, что казался совестью поколения.

Дичились друг-друга мы недолго; я по-простецки тяпнул рюмки водки, налитой бородачем с горкой, и его взгляд сразу подобрел, даму очаровала Сашина ловкость в обращении с бананом. Под яйца-кокотт с шампиньонным пюре и перепелов по-генуэзски покатила обычная застольная беседа: одной частью о погоде, другой о международном положении. Бородач, назвавшийся писателем Зазубриным,* слово за слово втянул меня в неспешное перемывание костей господину Муссолини как личности, как политику, но в основном - как великому экономисту. Заурядная тема; благодаря скороспелому белогвардейскому еврофашизму, среди интеллектуальной "элиты" нет темы популярнее. Разномастные листовки-ларионовки и забитые агитками Российского Национального Фронта радиопередачи из латышской Режици сами по себе не позволяют выстроить сколь-нибудь достоверную картину мира. Однако в сочетании с межстрочным прочтением подозрительно благожелательных к Италии** советских газет - порождают в мелкобуржуазных головах пикейных жилетов чувство причастности к большой европейской игре.

Надо признать, основной посыл сочувствующих фашистам недовзрослых весьма похож на правду: "Италия при дуче воскресла, как Лазарь". История сего чуда крайне незатейлива. Подогретые социалистами, уставшие от парламентского бардака жители Рима, Милана и Неаполя возжелали поскорее и без лишних либеральных сложностей получить простые человеческие радости - жилье, еду и зрелища. В то же время, примитивный большевистский промфинплан "все отобрать и поделить" в мелкобуржуазных душах отклика не находил; требовался вариант похитрее. Третий путь Муссолини, он же корпоративизм, эдакий социальный компромисс между профсоюзами, капиталистами и чиновниками, идеально подошел на в качестве бесплатного сыра.

В двадцать третьем мышеловка захлопнулась; в нагрузку к прогрессивной надстройке*** народ Италии получил первобытный авторитарный фундамент. Знаменитый робеспьеровский девиз "свобода, равенство, братство" сменил мрачный паллиатив "дисциплина, иерархия, патриотизм". Следующий гениальный финт дуче, а именно подмена желанного народом национального благополучия на доктрину величия национального лидера, прошел естественно и незаметно. Собственного Гемпдена**** в Италии 20-го века не нашлось.