Алекс Бор - Историкум. Мозаика времен [Сборник]

– Хочешь жни, а хочешь куй…

Подполковник Хвыля открыл было рот, но политрук был быстрее:

– На работу дружно дуй!

Тонкий, захлёбывающийся от радости девичий голос пропел:

– Гудит как улей родной завод…

– К станкам вредитель не проползёт!

Дверь распахнулась. На пороге стояли несколько молодых людей в скрипящих кожанках поверх рабочих роб. Кое-где куртки были порваны, а присмотревшись, на чёрной коже можно было заметить неподсохшие потёки. Похоже, на «Электросталине» назревала очередная смена поколений.

– По реке плывёт топор… – Девушка в красной косынке выжидающе замерла.

Политрук выдал мгновенно:

– …из села Кукушкино! Много стали дал народ к юбилею Пушкина!

Стэля расцвела в счастливой улыбке. «Свой, наш!» – читалось во взгляде.

– Значит, вы там, на Земле, достойно отметили юбилей поэта в 1937 году? Вы ведь воздвигли высоченный памятник Сталину, который читает труды Пушкина?!

– Нет, – сказал Хвыля. – Мы воздвигли памятник Пушкину, который читает труды Сталина.

Политрук с одобрением посмотрел на друга и, улучив подходящий момент, наклонился и прошептал:

– Вот можешь же, когда захочешь!

Дальше всё было просто. Освобождённые десантники освободили, в свою очередь, простых электросталинцев от ревизионистского диктата. Товарища Эскоса захватил лично товарищ Хвыля. Ледоруб он реквизировал – на память.

Локомотив, управляемый Стэлей и её товарищами, быстро домчал по корабельным туннелям советских бойцов к узловым, стратегически важным объектам. Действуя по заветам Октябрьской Революции, десантники действовали быстро, слаженно и почти бескровно. Вскоре внутрикорабельный телеграф и телефон, арсенал, дизельная электростанция и центральная пищевая раздаточная перешли под власть Советов. Всего за пару часов главные опорные пункты были очищены от оппортунистической сволочи.

Сломив короткое сопротивление эскосовцев, комсомольцы переключили дизельные резервуары на обеспечение орудийных расчётов, и преобразованная в смертоносные лучи энергия потекла в артиллерийские башни «Электросталина». А затем советские бойцы взломали рубку огневого управления. Раскрылись броневые щиты, освобождая иллюминаторы, и, словно гоголевский Вий, прозревший «Электросталин» грозно взглянул на просторы Вселенной. Как раз вовремя, чтобы пресечь буржуазные инсинуации слаженным орудийным исполнением гимна СССР.

Старшина Василько, сверяясь со списком, аккуратно отбирал плёнки диафильмов для новой лекции. Добровольным посетителям лектория предстояло в принудительном порядке ознакомиться с очередным культурно-просветительским сочинением политрука Николаенко на тему «Карточное питание в эпоху индустриализации и трудовой подвиг советского народа при минимуме килокалорий». В зале пока было пусто, но постепенно ряды кресел заполнялись. К началу лекции должна была подтянуться вся команда – за исключением счастливцев, отбывающих вахту или томящихся на гауптвахте.

«Сибирь» всё ещё дрейфовала около «Электросталина», облепленного научно-исследовательскими кораблями с историками, лингвистами, технологами, медиками и психологами, но на самом крейсере уже воцарилась мирная обстановка, располагающая к культурным лекциям и дебатам.

Советские специалисты начали бережную работу с электросталинцами. Передовые обитатели древнего корабля уже начали выход из саморезервации. Им ещё придётся многое узнать о современной жизни в коммунистическом обществе, многое осознать, ко многому привыкнуть, но самое главное уже случилось – Советский Союз протянул руку дружбы и встретил хлебом-солью блудных сынов родного космоса.

И, как собирался подчеркнуть политрук Николаенко в кратком обзоре ситуации (часика на три, не больше), не только хлебом-солью, но и тушёнкой, перловкой, килькой, пшёнкой, хлебным шницелем, макаронами, сметаной, сгущёнкой, яйцами с зелёным горошком под майонезом, а также киселём и компотом из сухофруктов. Такая вот кулинарная пропасть лежала между строителями коммунизма карточной эпохи времён великой индустриализации и современными посетителями советских столовых эпохи развитого коммунизма.

Вице-адмирал Комаров корпел над формулировкой заказа интендантам, размышляя, как максимально благообразно мотивировать необходимость доставки на «Сибирь» трёх-четырёх ящиков хорошего армянского коньяка, дабы пополнить запасы, изрядно опустошённые во время празднования воссоединения электросталинцев с советским народом, а также воссоединения командной триады крейсера.

Подполковник Хвыля ходил по палубам, посверкивая новым, двадцать четвёртым по счёту глазом.

Котёнка Хвыля забрал себе, потому что у Николаенко по возвращении на «Сибирь» обнаружилась стойкая аллергия на кошек. Да и белые крысы плюс рыбки политрука не слишком бы обрадовались новому другу.

Товарищ Эскос был под конвоем препровождён в психиатрический центр на Плутоне. Его тонкая, ранимая психика потребовала длительного восстановления после соприкосновения с реальностью XXII века и ледорубом, которым завладел подполковник Хвыля.

Неблагодарные туристы опубликовали в своих империалистических «блогах» всякие пакостные пасквили.

Пользуясь так называемой свободой слова, а попросту говоря – аморальной вседозволенностью, измышления «очевидцев» подхватили реакционные издания мира капитала. Пришлось и советской печати вступить в полемику, которая вошла в историю под названием «электросталинского блогоСраЧА» (сражения чрезвычайной актуальности).

Американские «ястребы» снова поймали птицу обломинго. Это, естественно, никого не удивляло.

В Солнечной системе вновь воцарилось спокойствие в ожидании новых буржуазных провокаций.

А «Сибирь» вернулась к своей обычной жизни.

Старшина Василько заряжал диафильм в проектор, искоса наблюдая за неслышным разговором политрука и девушки в красной косынке. Она была одета в современный серебристый комбинезон, но в облике её было что-то нездешнее, возвышенное, революционно-романтическое. От беседующих старшину отделяло несколько метров, но ему показалось, что в глазах девушки блестели слёзы.

Краем уха старшина уловил фразу: «…металлургический вуз». Затем, отсалютовав красивым и чётким движением, девушка развернулась и, закусив губу, быстро вышла в коридор.

Толпа «сибиряков» заполняла лекторий. Политрук Николаенко приготовил свой чёрный блокнот.

Алиса еле сдерживала слёзы. Она гладила себя по животу, круглому пятимесячному животу, выпирающему из-под ночнушки, и это помогало ей не разрыдаться. Нестор мазал третий бутерброд. Кофе стыл. Он точно знал, что она скажет. Она скажет: «Ты меня не любишь». Или даже: «Я так и знала, что ты меня не любишь». Или ещё хуже: «А ведь мне говорили не выходить за тебя». У него даже руки затряслись от напряжённого ожидания. И она наконец-то сказала. Почти то самое, что он и ждал: