Олег Касаткин - Да здравствует Государь! Три книги в одном томе

Забавно – нынешнего царя тоже Георгием зовут – и хоть молод да решителен…Что если и теперь задумали во дворцах да высоких кабинетах что надо его осадить?

Козлову стало зябко. Если все так – то ведь угодил как кур в ощип. Не откажешься ведь теперь – этот Кауфман птица ох какого высокого полета. Моргнет только – и ищи-свищи бывшего поднадзорного литератора Козлова Евгения Иванова, урожденного мещанина города Киева. Тайны такого рода должны умирать вместе со знающими их.

– Вижу вы поражены? – продолжил меж тем Кауфман. Нет – не бойтесь – повторяю – я не умалишенный. Видите ли – сударь – я как вы должно быть знаете заведую охраной государя. Но я всего лишь артиллерийский офицер, полицейским делом и стражей по сути никогда не занимался. А мои помощники из числа полицейских тайных и явных… Достаточно того что одни не предотвратили ни одного покушения на деда ныне благополучно – он перекрестился – царствующего императора.

Вот я и подумал – вы человек неглупый, с другой стороны – бывший революционэр , и знаете вопрос так сказать с другой стороны. Думаю вы мне в этом смысле будете полезнее чем дюжина дворцовых болванов.

– Но… вы меня хотите взят на службу в… охранку? – заикаясь выдавил из себя Козлов. Но я… я же…

– Я собираюсь взять вас на службу к себе! – отрезал Кауфман. На погоне с императорским вензелем мелькнул отсвет газового рожка. Понимаете разницу? Мне знаете ли вашу благонадежность доказывать не надо и рапорта подавать о внесении в штат. Мне от вас другое нужно.

– Но в таком случае… в чем будут мои обязанности заключаться? – помотал экс-народоволец головой. Я не совсем так сказать понимаю… Что ж мне – господин полковник – ходить вокруг Зимнего и глядеть – как бы залезть в окно с бомбой? – развел он руками

– Ну хотя бы и так! – усмехнулся Кауфман. Как-то же вы свои планы составляли – насчет его светлости Кропоткина.

– Я не… – хрипло прошептал Козлов. Я всего лишь…

– Так что вам виднее! – проигнорировал слабые возращения полковник. Соловьев – а он был человек изощренного ума – ведь из вашей же шайки – можно сказать ваш друг. Или вы его глупее?

– Знакомый, – нервно процедил собеседник. Мы никогда не были близки…

– Не важно! Знаете – свежий взгляд стороннего человека – причем пристрастного и… неглупого, – голос Кауфмана покровительственно журчал – ни дать ни взять добрый начальник наставляет подчиненного. Опять же вы по-прежнему свой для общества… определенного рода. Вдруг да какой то студент или курсистка мысль выскажут что дело… пауза во время которой на лице полковника Козлов увидел неприятную усмешку – мучеников-тираноборцев нужно бы продолжить. И план предложат. А вы мне про него расскажете.

«Коготок увяз…» – с горечью подумал литератор. «Революционер – человек обреченный – твердил Нечаев. А они не верили – вслед за Бакуниным смеялись над мрачным мясником – дескать какая чушь – борьба – это свет отваги и доблести – что за инквизиторские мысли?!

Он думал что все закончилось – ан нет – теперь его запрягают вновь в эту колесницу – пусть и с другой стороны дышла. Самое же печальное что он ведь даже и не знает ничего – с этого холодноглазого гвардейца с лиловатым шрамом на лбу станется и обмануть его – и насчет целей тоже…

Быть повешенным как его собутыльник Соловьев – но уже по фальшивому делу – вот радость то!

– У меня есть выбор?

– Выбор… Выбор? Выбирать надо было, когда вы вместо лекций по сходкам таскаться начали, – сухо отрезал Кауфман. А так – не взыщите. Вам по вашим винам надо бы кайлом серебро доставать в Нерчинске для казны или в ссылке якутской волкам ваши сочинения читать – а вы тут в столице… Думали парой страниц показаний откупиться? Кстати – ваши друзья и общество по сию пору и не знают что вы так сказать были откровенны…

Евгений Иванович смолчал в ответ.

А что он мог ответить этому высокомерному немцу на столь прозрачный намек? Что шантаж – это низко? Тот рассмеется в лицо в лучшем случае, и скажет что не доносчику и соучастнику убийц говорить о низости. В худшем же случае просто промолчит. А завтра или послезавтра всем станет известно что не по глупости отпустили «сатрапы» приятеля братьев Ивашкевичей и прелестной кровавой фурии Натали Армфельд, и которому за соучастие в убийстве киевского губернатора полагалась бы скорая петля. Что палочка – выручалочка «Народной воли» – письмоводитель секретной части жандармерии Клеточников был отыскан не без его признательных показаний. Что станет с ним тогда? Люди то еще живы – Кравчинский, и Фигнер и много кто… Кто сказал что узнав о его измене не найдется желающих разделаться с новооткрытым «Иудой»?

Гориновичу плеснули в серной кислоты – несчастный выжил, но остался слепым калекой. Рейнштейна забил чугунной гирей штатный палач «Народной воли» Попов – полусумасшедший убийца пошедший в революцию чтобы удовлетворить свою страсть к крови. Так же прикончили вчерашних товарищей – Курилова, Тавлеева, Шавашкина, Финогенова, Фетисова, Барановского, Прейма – трое из них лично знакомы Козлову. Причем доказательств на них твердых не было – просто по подозрению.

Также по одному подозрению зарезали «борцы с тиранией» как корову пришедшего к ним простого и честного солдатского сына Акима Никонова… После этого случая собственно Козлов – сам сын солдата и задумался впервые о том что из дела надо уходить ибо наверху те кому своя шейка копейка, а чужая головушка-полушка.

…На службу значит зовете – вздохнул Козлов. Жалование тоже положите?

– Не без этого. Восемьдесят рублей в месяц – ну и наградные будут. Как у капитана армейского – и не у всякого.

…Уныло доедая тушеных мидий, после ухода полковника, сочинитель и бывший смутьян философски утешал себя что в положении его есть и светлая сторона.

По крайней мере он сменит унылую сырую меблированую комнату в старом еще екатерининском доме на что то более пристойное, и сможет не думая о куске хлеба закончить роман – что даст ему известность и успех.

26 февраля. Коломна

Я ведь помню как его величество принимал николаевскую дорогу – тогда еще конечно Московскую… – высокий крупный седой уже мужчина с бритым подбородком и густым бакенбардами вещал глубоким проникновенным голосом – так читают лекции маститые, любимые студентами профессора.

Мы с отцом были на станции когда подошел поезд, в котором прибыли Императорская чета и прочие члены фамилии… Я помню еще великого князя Константина…

Царский вагон меня – шестнадцатилетнего юнкера – просто восхитил – это же был настоящий дом на колесах – длиною с дюжину сажен…. Когда Император Николай Павлович и свита вышли на платформу, толпа грянула «ура!» – так что в ушах зазвенело… Подойдя к локомотиву, Царь улыбнулся так и сказал