Олег Касаткин - Да здравствует Государь! Три книги в одном томе

И улыбнулся виноватой улыбкой камердинера, уличенного в том что прикладывается к господской мадере.

– А… – покачал головой Георгий. Это ничего… это можно…

Послужило ли толчком странное драгомировское дело или еще что – то нам неизвестное, но так или иначе, в течение 1891–1899 гг. в России водится централизованная и разветвленная сеть тайной полиции – захватившая и гвардию и армию и увенчавшаяся в 1902 году ОСВАГ-ом. Вся система слежки делилась и географически и по предметам ведения, имела свои центры, условные явки и пароли, целую сеть низших и высших соглядатаев. В течение всего царствования Георгия I действовали «черные кабинеты», занимавшиеся перлюстрацией частных писем. Правительство было весьма подозрительно: были особые агенты, следившие за действиями самой тайной полиции, а также друг за другом. Активизировала свою деятельность и «гражданская» тайная полиция. «Недостатка в шпионстве тогда не было», как вспоминал Бурцев «в редком обществе не было шпионов, из коих; иные принадлежали к старинным дворянским фамилиям и носили даже генеральские и придворные мундиры».

Следили и за высшими государственными лицами, в том числе за Плеве – у которого, кстати, была и своя «карманная» тайная полиция. (Впрочем, Плеве отнесся к этому как к должному).

Это было «классическое» время доносов. Доносили на лиц не только с передовыми взглядами, но и на влиятельных вельмож например, на того же Плеве, на министра путей сообщения финансов Витте, министра просвещения Танеева, на Победоносцева – который и сам не упускал возможности донести на неугодного сановника. А в конце 1910-х годов кто-то написал донос даже на великого князя Даниила. Сходный порядок был при в поздние годы Александра Павловича. Но если того именовали «республиканцем на словах и самодержцем на деле» то император Георгий являл собой единство слова и дела. Его деспотизм правда был не открытым как у его прадеда Николая, а скорее был неявным, но более последовательным.

Бурцев – доверенное лицо Дурново бежавший за границу, охарактеризовал Георгия, как «интригана в духе Маккиавели высочайшей пробы» умевшего проникать в умы и души других, утаивая собственные планы и помыслы, и регулярно изумляя подчиненных.

Мне показались любопытны его размышления о том, что сталось бы с членами тайного общества декабристов, если бы оно возникло при Георгии. Бурцев полагал что истребили бы всех; члены же семей были бы сосланы в Сибирь за недоносительство – самое меньшее… Он даже приводил переданные впрочем через вторые руки исполненные восточной жестокости слова монарха: мол «мятежники 1825 года» хотели без жалости расправиться с царскими детьми и по справедливости так же следовало поступить и с их детьми.

Я же думаю что император напротив – сделал бы все тихо и по возможности незаметно, избегая развития дела о тайном обществе. Напротив – несколько самых опасных по его мнению сгнили бы в Алексеевском Равелине и Орловском Централе или были бы секретным образом убиты – как Михаил Лунин при Николае. Но Георгий почел бы опасным для себя показать, что против его власти возможна самоё попытка выступления. И не желая преследовать явно, Георгий I покарал бы прочих членов заговора скрытно, без суда и огласки: отставкой и ссылкой с установлением полицейского надзора – или несчастным случаем.

Г.Струве. «Конь вороной» Париж. Изд-во «Вольное русское слово». 1933 г.

Через несколько дней.

В Белом зале Зимнего были сегодня необычные гости. Неполная сотня людей – необычных для роскошных чертогов. Народ все больше в годах – тридцатилетних и чуть за тридцать было двое или трое. Все в сюртуках строгого фасона, все – при больших бородах и при этом постриженные хоть и аккуратно, но без изысков – стригли цирюльники, а не дорогие куаферы. От этого все казались членами одной семьи – и в каком – то смысле так оно и было. Редко-редко у кого был орден или медаль – взор монарха остановился на солдатском крестике старца даже сидя опиравшегося на массивную палку. И мысленно кивнул – имевшие «егория» раскольники носили его постоянно – ибо награды эти хоть и «никонианской властью» давались, но освобождали от телесных наказаний и вообще – внушали приставам и мелкому чиновному люду почтение. Но при этом мало у кого не было жетона коммерции советника или почетного гражданина. Сегодня Зимний дворец навестили представители богатейших старообрядческих семей – купцы, фабриканты, банкиры, чаеторговцы, мануфактурщики, горнопромышленники… Морозовы, Гучковы, Рябушинские, Бутиковы, Свешниковы, Шибаевы, Алчевские…

Как так сложилось что богатства и золото в России у евреев да у этих – а простой православный человек все больше с хлеба на квас? – мелькнула странная и даже как будто и не вполне уместная мысль.

– Значит так почтеннейшие – время царское дорого, а я царь ваш, – важно произнес Георгий как можно небрежнее откинувшись в кресле. Потому говорить буду без завитушек да красивостей. Не знаю-дошло ли до вас в ваших трудах многохлопотных (по набиванию мошны своей да облегчению чужой – ехидно закончил он – про себя конечно) что в недалеком времени на Руси-матушке Патриарх будет поставлен…

– Слыхали, осударь, – как не слыхать, – произнес привстав – самый старый и от того видать самый смелый – тот самый георгиевский кавалер. Но прощения просим – то дела Синода. Никонианское дело оно и есть никонианское. На то Ваша воля полная… Патриарх тот до нас какое касательство имеет – уж извиняюсь – но не из наших пресвитеров же его ставить будут?

Георгий вгляделся в купчину.

Ах борода – словно мысли читаешь! Мелькала у Георгия мысль когда он дела староверские обдумывал – пообещать им своего Патриарха – не в Москве или Петербурге само собой – и не во Владимире – еще в его княжестве родовом этого не хватало! Однако ж и не в Тобольске или Якутске – что-нибудь вроде Нижнего или Ярославля… Есть же у белокриницкого согласия свой епископ в Австро-Венгрии – причем не простой, а купленный форменным образом – а тут – Патриарх выбранный самими раскольниками. Но Судиенко которому он прислал записку с вопросом сей проект отнюдь не одобрил. Потому как патриарх раскольничий неизбежно станет своего рода царьком. Опять же дескать за две с лишним сотни лет, – писал глава синодальной комиссии – столько толков и согласий размножилось – что патриарха избрать не смогут, а на соборе – если его и собрать – скорее уж драку большую учинят с вырыванием волос и охаживанием посохами по главам – от чего озлобление будет изрядное.

– Верно говоришь, старинушка, – кивнул Георгий, Уж извини не припомню как тебя…