Вадим Тарасенко - Фаворит из будущего [publisher: SelfPub.ru]

Рядом с каждым чернеющим отверстием в земле стоял гроб, обитый красной материей в котором лежал человек в камуфляже. На его лбу – белая бумажная ленточка – венчик со словами, который вряд ли произносил покойный перед смертью: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас». Если человек и имел возможность попрощаться с этим миром, то наверняка шептал более важное – прощался с мамой, любимой, детьми. А эти слова… Если есть Всевышний, то вряд ли он будет принимать во внимание эту бумагу.

Некоторые гробы были закрыты. Война жестокая штука и порой то, что она делает с человеческой плотью лучше не видеть.

Возле каждого последнего пристанища человека по бокам стоял почетный караул – по два «сомалийца», с приставленным к ноге автоматом.

За шеренгами бойцов ДНР темнела толпа местных жителей.

– Мы прощаемся с нашими «сомалийцами» и обещаем им, что непременно продолжим их дело и обязательно победим! – Гиви сделал короткую паузу.

Неожиданно, кто-то из толпы местных жителей звонким молодым женским голосом выкрикнул:

– Даешь Львов!

Тут же кто-то подхватил:

– Даешь Киев!

Толпа, а потом и «сомалийцы» заревели:

– Даешь всю Украину!

– Не простим!

– Отомстим за Донбасс!

– Отомстим за Одессу!

Гиви поднял руку, и крики мгновенно стихли.

Командир «Сомали» подошел к первому гробу:

– Пусть земля тебе будет пухом, Историк – Станислав Юрьевич Липицкий. Ты останешься в нашей памяти надежным другом и умелым бойцом.

Два бойца почетного караула вздернули вверх автоматы. Сухо треснул одиночный залп.

Гиви подошел к следующему гробу:

– Пусть земля тебе будет пухом, Повар – Захарчук Виталий Анатольевич. Ты останешься в нашей памяти надежным другом и умелым бойцом.

Вновь сухой одиночный залп. Командир «Сомали» идет прощаться со следующим своим бойцом. Одиннадцать раз воздух вспарывали короткие залпы. Одиннадцать раз били бойки по капсюлям, отправляя пули в небо, будто вдогонку за душами тех, кто сейчас опустится в землю.

Гиви коротко кивнул. Из шеренги вышло несколько бойцов и вот одиннадцать гробов синхронно стали медленно опускаться в могилы под троекратный салют всех «сомалийцев».

Через полчаса церемония похорон была закончена. На многострадальной донбасской земле появилось свежие одиннадцать холмиков ее защитников.

Захлопали двери машин, заурчали моторы – батальон «Сомали» возвращался на базу.

– Потемкина так и не нашли, – тихо произнес заместитель Гиви, когда машина выехала из кладбища. – Несколько человек видели, что он вместе с Историком и его ребятами вскочил на «броню», а после взрыва тела не нашли. Ну не могло же оно исчезнуть без следа?

– На этой войне все возможно, – задумчиво произнес Гиви. – Брат может стрелять в брата, военная победа может обернуться политическим поражением, а негодяй окажется лидером миллионов людей. Может, попал в Потемкина снаряд вот и все, нет тела. Но память о нем должна остаться, раз воевал за Донбасс.

С серого неба пошел небольшой снежок в тщетной попытке прикрыть страшные следы войны. Падал он и на свежие одиннадцать холмиков на скромном кладбище небольшого шахтерского города. Несильный ветер гонял снежинки по земле, швырял в белые деревянные кресты на могилах.

– Пошли Нин, а то, не дай Бог, простынем еще.

– Пошли, Наташа. Надо отдохнуть. А то завтра надо гуманитарку получить. Говорят кроме хлеба, еще по килограмму сахара на каждого дадут.

– Хорошо бы. Сладенького хочется. Я, почитай, месяца три ничего сладкого в рот не брала.

Две пожилые женщины шли вдоль скорбного ряда из одиннадцати крестов в сторону видавшего вида желтого автобусика.

Возле крайней могилы одна из них остановилась.

– Вот криворукие. Крест человеку не могли, как следует поставить! Гляди, как наклонился назад.

– Значит, этот человек что-то очень важное не успел доделать на земле. Примета такая, – произнесла ее подруга, смотря на могилу.

Она подошла к кресту и вгляделась в надпись на табличке:

– Молодой совсем, двадцать один год всего был.

– Ох, пошли, Нин. Замерзла я совсем. На войне молодые в основном и гибнут.

Вскоре, натужно подвывая, желтый автобусик заковылял в сторону города. Кладбище опустело. Десять крестов, будто вытянувшись по стойке «Смирно», начали нести свою бесконечную вахту. Лишь один, крайний явно выбивался из общего ряда. Будто тяжело ему было его ноша – небольшая фанерная табличка с несколькими словами и цифрами: «Александр Юрьевич Чернышев. 15.07. 1993 г. – 17. 02. 2015 г. Вечная память».

Белгород, Российская империя, 20 февраля (3 марта) 1761 года

До Белгорода Чернышев, Половцев и Герасим добрались за неделю, проезжая по пятьдесят верст в день. Лошадей не гнали, чтобы не пали. Ночевали в селах. К тому времени в данном направлении Россия еще не обзавелась почтовыми станциями или ямами. Это произойдет после присоединения Крыма, когда активно начнут осваиваться земли Дикого Поля, как тогда называли нынешний Юго-Восток Украины от Донецкой и Луганской областей до Одессы и Николаева, а также Приднестровье.

– Может, не будем заезжать к моему отцу? – вновь предложил Половцев, когда остался позади полосатый шлагбаум городской заставы. – Не поверит он. Еще арестовать тебя прикажет, как мошенника. Зачем тебе бумага на дворянство?

– Григорий, ты мне уже сотни раз это сказывал. В Петербурге никто не будет всерьез разговаривать с человеком подлого звания. Тем паче не поверят его словам.

– А что ж Бог тебе не дал грамоту дворянскую?

– Ты хочешь понять промысел Божий?

Половцев умолк, не зная, что сказать.

– Ладно, Гришь, не серчай на меня. Есть у меня задумка, как твоего батюшку убедить.

– Какая задумка? – встрепенулся подпоручик.

– Раз твой батюшка служит в канцелярии губернатора, то, стало быть, и о других губернаторах наслышан, а также других высоких сановниках.

– Ну и что с этого?

– А то, что ровно через неделю в Петербурге помрет Мятлев Василий Алексеевич, бывший губернатор Сибирской губернии, который ныне служит в Адмиралтействе.

– Василий Алексеевич вскоре помрет? – удивлённо воскликнул Половцев.

– Ты знал… знаешь его?

– Мой батюшка преподавал там навигацию. Василий Алексеевич был там директором. Потом моего батюшку оклеветали и если б не Василий Алексеевич, сослали бы его. А так только на гражданскую службу выперли.

«Ну, всё в масть ложится! Я все больше начинаю верить, что мой грандиозный замысел удастся. Помогу я вам, мои друзья боевые. В зародыше придушу бандеровскую мразь».

Размышления Чернышева прервал голос Половцева:

– Стало быть, двадцать седьмого февраля Василий Алексеевич представится?