Вадим Тарасенко - Фаворит из будущего [publisher: SelfPub.ru]

Дщерь Петра Первого Елизавета очень походила на своего великого отца. Ввнешне и по многим чертам характера. И если ей не передалась его жестокость, желание добиться поставленной цели невзирая ни на что, то страсть к плотским утехам – с лихвой. Историк М. Н. Покровский, признанный знаток елизаветинской эпохи, назвал ее «развратнейшей из Романовых». В ее постели побывали и аристократы, вроде французского посланника Шетарди, и откровенная чернь – мужчины «подлого» происхождения, вроде конюха Никиты, не имевшего даже фамилию. Правда потом, за свои труды на благо Отечества он получил дворянское звание и фамилию Возжинский. Дочь Петра Великого обладала отменным юмором и придумала фамилию от слова вожжи.

Все эти постельные плотские утехи и непомерные возлияния на бесконечных балах быстро состарили организм Елизаветы. Фактически, к своим пятидесяти двум годам Императрица превратилась в тщательно напудренную, напомаженную и задрапированную в шелк и атлас развалину.

Основным ее лекарем после 1754 года был грек Канониди, которого при дворе величали Петром Захаровичем. Но в сентябре 1760 года добрейший Петр Захарович умирает от разрыва сердца, так тогда называли инфаркт. На его место назначают шотландца Джеймса Маунси. Меньше, чем через полтора года его пациентка – Императрица Российской империи Елизавета Петровна умирает. Обычно после этого лейб-медик Ее Императорского Величества в лучшем случае попадает в опалу. Но только не этот англосакс. Он становится лейб-медиком Петра Федоровича, взошедшего на престол после смерти его августейшей тетки. Более того, новый император назначает его архиятром и дает чин тайного статского советника. Это все равно, что врача, лечившего бабушку – владелицу апартаментов на Остоженке, родственники после ее смерти премировали машиной. Так сказать, за труды. А если учесть, что в смерти императрицы Елизаветы Петровны были кровно заинтересованы Англия и Пруссия, с треском проигрывавшие России Семилетнюю войну, то деятельность шотландского лекаря становится очень подозрительной.

Но к несчастию для Маунси, Петр Третий 17 июля скоропостижно скончался, как сказано от «припадка сильнейшей геморроидальной колики». А уже 22 июля именным указом императрицы Екатерины Второй Джеймс Маунси был уволен, якобы «по слабости здоровья». Конечно, увольнение можно объяснить и тем, что шотландский лекарь знал, что на самом деле стоит за геморроидальной коликой. Или припомнили и старые грехи. Но так как прямых доказательств не было, отпустили с миром. Русские – люди великодушные.

По прибытию в Англию Маунси на заработанные деньги построил себе дом Лох-Мейбена. Но нельзя сказать, что зажил лекарь припеваючи. Страшно ему было! Настолько страшно, что прорыл бедняга подземный ход от дома куда-то за поместье. Потом еще один подземный ход, да непростой. С «лабиринтом, так что у каждой камеры было по две двери, ведущие, порой, в тупики и ловушки». Знал англосакс о хватке российской Тайной канцелярии. Десять лет строил! Английское правительство тем временем решило пожаловать лекарю двух российских императоров, которые скончались в отнюдь не дряхлом возрасте, титул баронета за заслуги перед страной. Ну, еще бы, поживи Елизавета Петровна еще, неизвестно чем для Пруссии и Англии закончилась Семилетняя война. Но долго наслаждаться своим титулом ловкому шотландцу не довелось. В 1773 году он помер, попив чайку. Диагноз даже на памятнике выбили – умер от «воспаления кишок».

Так что не врал Чернышев подпоручику, говоря, что угрожает Государыне смертельная опасность. Ой, не врал.

– Что я должен делать? – тихо проговорил Григорий Половцев.

«Есть! Подсек»! – стараясь не показать на лице своей радости, Александр стал рассказывать офицеру свой план.

Тягуче тянулись часы ожидания.

«Если сюда нагрянет пара сотен казаков с крепости, сопротивляться не буду. Девять патронов к калашу и броник не спасут. Да и убивать своих ни к чему. Сдамся и потребую, чтобы меня отвезли к императрице в Петербург. Должны отвезти. Мой автомат должен их убедить. А в Питере постараюсь убедить, что я не колдун, а… а кто я, черт возьми?! Пришелец из будущего? Ладно, если что, время подумать будет. Дорога до Питера будет долгой. Фирменного поезда Донецк – Москва или Санкт-Петербург сейчас еще и в помине нет. Впрочем, как и самого Донецка».

С грохотом распахнулась дверь в хату, и в нее ввалился Герасим.

– Барин! Едет охвицер!

Вслед за своим «ординарцем» Чернышев выскочил на крыльцо. В метрах двухстах ехал одинокий всадник в офицерской «треуголке» на голове. Вскоре и Александр узнал в нем Половцева. Подъехав, тот ловко соскочил с коня и молча вручил свернутую в трубочку желтоватую бумагу. Так же молча Чернышев развернул ее. Мелькнула темно-коричневая сургучная печать.

«По указу Ея Императорского Величества самодержицы Всероссийской …», – непривычная вязь букв мешала быстро прочесть написанное.

– Подорожная грамота, данная мне на путешествие до Белгорода для передачи важного донесения в канцелярию Его Превосходительства губернатора в сопровождении двух казаков, – пояснил Половцев.

– А где же эти казаки?

– Пару верст, не доезжая сюда, спровадил я их обратно. Сказал, что дальше опасно. Антихрист может напасть. Меня же он уже не тронет. Когда они доберутся до крепости, начальство подумает, что я умом тронулся. Но преследовать не будет. Казацкую одежду для тебя и Герасима я припас, – Григорий кивнул на тюк, привязанный к крупу лошади.

Глаза Чернышева выхватили из грамоты фразу: «и оказывать господину подпоручику Половцеву Г. П. всяческое содействие».

– Молодец, господин офицер! – Чернышев искренне пожал Половцеву руку. – Если все выгорит, быть тебе генералом!

Через час трое всадников неторопливо ехали в сторону села Софиевки. Потом от нее налево надо будет свернуть до Оленовки и вскоре выехать на тракт, ведущий до Белгорода. А оттуда, даст Бог, и в столицу Российской империи можно попасть. До заснеженного Санкт-Петербурга оставалось тысячу шестьсот верст или более привычно чуть более тысяча семисот километров.

Дебальцево, Украина, центральное городское кладбище, 21 февраля 2015 года.

– …. сегодня мы прощаемся с нашими товарищами, боевыми друзьями, отдавшими свои жизни за то, чтобы гордый Донбасс никогда не топтали сапоги бандеровской нечисти. Но их смерть не была напрасной. Вчера мы освободили Дебальцево. Но на этом мы не остановимся. Потом обязательно будет Мариуполь, потом будет весь Донбасс! Потом будет Киев и Львов! Бандеровская нечисть сполна ответит за все свои злодеяния. За невинную кровь детей, женщин, стариков. За всю кровь мирных жителей Донбасса. Пощады не будет! – Гиви замер, обводя глазами бойцов своего батальона «Сомали», выстроившимися в три шеренги перед пунктирной цепочкой вырытых могил. Всего одиннадцать. Одиннадцать «сомалийцев» погибли в боях за Дебальцево.