Вадим Тарасенко - Фаворит из будущего [publisher: SelfPub.ru]

– Да, – твердо сказал Чернышев. – Вот только когда сюда эта весть дойдет…

– Как мне сказывал батюшка, раз в неделю им приходит почта со столицы. Ее как раз принимает отделение моего батюшки. Поэтому он всегда в курсе всех столичных новостей.

– Тогда скажешь о Мятлеве своему батюшке. Вот он и удостоверится.

– Сам скажешь. Вот мы и приехали, – Половцев кивнул на двухэтажный дом, спрятавшийся за высоким дощатым забором.

«Да, небогато еще жили чиновники в восемнадцатом веке, – мелькнуло в голове Чернышева, когда он осматривал дом отца Половцева. – Надворный советник по-нашему, это заместитель губернатора. А то и сам губернатор. И дома у таких чиновников сейчас, будь здоров. Бывшие пионеры теперь имеют жилье, как дома пионеров. Тут же второй этаж вообще из бревен. Забор деревянный. Да, есть куда наших слуг народа раскулачивать».

В доме надворного советника Алексея Михайловича Половцева «казаков» Александра и Герасима приняли радушно. Конечно, с хозяевами за один стол их не усадили, но на кухне накормили вдоволь. Потом отвели в довольно просторную каморку на первом этаже, в которой была даже своя печь.

– Сегодня вечером али завтра поутру я переговорю с батюшкой, тебя позовут, – шепнул Григорий Александру, когда тот с Герасимом обустраивались в своем новом жилье.

В этот миг Чернышев был практически уверен, что он сможет убедить надворного советника пойти на должностное преступление и помочь ему – сделать выписку, будто из губернской родословной книги, в которой будет сказано, что податель ее является белгородским дворянином и едет в Санкт-Петербург для записи в Преображенский полк рекрутом.

«Сдохну, а залезу в постель к Екатерине Второй. Подкорректирую чуть-чуть историю. Не будет второго чуда Бранденбургского дома! [15] Чудо Бранденбургского дома – закрепившееся в немецкой историографии обозначение фатальной неспособности русских и австрийцев довести до победного конца войну с прусским королем Фридрихом II. Первое чудо – после разгрома прусской армии Кунерсдорфе (12 мая 1759 года), вместо того, чтобы идти фактически беззащитный Берлин, российские и австрийские войска повернули на Мюльрозе и Либерозе, тем самым дали время вновь собраться силами прусскому королю. Второе чудо – внезапная смерть непримиримой противницы Фридриха, Елизаветы Петровны, которая последовала 25 декабря 1761 года (5 января 1762 года). Сменивший её на престоле племянник Пётр III, будучи поклонником Фридриха, первым делом разорвал союзный договор с Австрией и заключил сепаратный Петербургский мир с Пруссией, находившейся на грани поражения в Семилетней войне ввиду полного истощения людских и материальных ресурсов. И Галицию после разгрома Галицко-Волынского княжества я получше устрою, выдерну из-под крылышка дома Габсбургов [16] В результате трех разделов Польши (1772, 1793 и 1795 годов) Галиция (Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольские области) вошла в состав Австро-Венгерской империи. . И Декларации о вооруженном нейтралитете [17] Декларация о вооруженном нейтралитете – декларация была принята Россией в 1780 году и затем поддержана большинством европейских стран. Эта декларация явилась прямым откликом российской дипломатии на попытку Англии установить полную блокаду воюющих за независимость североамериканских колоний. Суть ее заключалась в том, что нейтральные страны (страны, не участвующие в войне) сохраняли за собой право свободного мореплавания и торговли со всеми странами, участвующими в вооруженном конфликте, причем суда нейтральных стран получали право вооруженной защиты, если на них произойдет нападение флота одной из воюющих стран. «Декларация о вооруженном нейтралитете» сорвала планы Англии по блокаде своих североамериканских колоний и объективно способствовала победе вновь образовавшегося государства – Соединенных Штатов Америки в борьбе за независимость. тоже не будет. Притормозим пиндосов!

Санкт-Петербург, Временный деревянный Зимний дворец Елизаветы Петровны. 20 февраля (3 марта) 1761 года

На фоне весело потрескивающих дров в камине и исходящего от них тепла, разбойничьи посвисты вьюги за окном были какими-то уютными, еще больше добавляя умиротворения. В полной темноте спальни, недавно слышавшей томные глубокие женские вскрики-вздохи под аккомпанемент яростного скрипа кровати, устало прозвучало:

– Гриш, а тебе никогда не хотелось куда-то умчаться отсюда, от этого холода? От этого придворного лукавства и притворства?

– В Индию, что ль, матушка? Там сказывают круглый год тепло. И окиян там теплый, и пальмы на берегу оного растут. Так там аглицкая колония. Им кланяться что ли? Да я лучше в рыло любому англичанину заеду, – мужчина, лежащий рядом с женщиной на просторной кровати, сладко потянулся.

– Грубый ты, Гриш. Чуть что, сразу в рыло.

– Так нельзя ж по-другому, матушка. Схрумают! Даже не подавятся, ироды!

– И за меня в рыло дашь?

– Да кому угодно! Ты же уже спрашивала.

– Да может, передумал ты. Всякое бывает. Ведь такие есть рыла, что на плаху за них попасть можно.

– Да не пугай ты нас, Орловых, плахой. Наш дед без страха свою голову под топор самого Петра клал. И за свое бесстрашие им пощажен был. А его внуки что ль труса праздновать будет?

– Да мало вас. Пятеро только. А у моего проклятого армия будет!

– Матушка, да где та армия? В лесах да болотах Пруссии сидит, комаров кормит. Тут же в Петербурге Преображенский полк. Еще мой Гренадерский полк. А там все за тебя встанут. Уж я точно тебе говорю. Ты только скажи, мы кому хошь в рыло дадим. На кого укажешь, тому и дадим. Вот даже завтра!

– Ополоумел ты, Григорий! При живой императрице речи такие крамольные вещать!

– Ну… – мужчина замолк, стараясь подобрать слова. – Уже весь Петербург полон слухов, что плоха наша государыня. А потом вместо нее императором племянник ее станет, твой супруг. Он сразу гвардию в города спровадит. Мол, дармоеды мы. Только до выпивки и драк охочи.

– Так ты ж эти слухи про гвардию сам и пускаешь!

– Так ты ж попросила!

– Так ведь оно так и есть. Вместо вас его любимые голштинцы будут в ваших казармах стоять.

– Да все мы это знаем, матушка и готовы по первому твоему кличу враз выступить.

– Боязно мне, Гриш. Елизавету гвардия послушалась, потому, что перед ним дочь Петра стояла. А я кто? Какая-то немецкая принцесса? В жилах же моего проклятого мужа кровь Петра Великого течет.

– Так давай я его сам, как цыпленка придушу! Тогда Елизавета назначит преемником твоего сына Павла. А ты при нем регентша.

– Не сметь так и думать! Тебя поймают и отправят сначала на дыбу, а потом на плаху. Вслед за тобой и я пойду, и твои братья!