Вадим Тарасенко - Фаворит из будущего [publisher: SelfPub.ru]

Но все это великолепие меркло перед тем, что находилось напротив Александра, в каких-то десяти шагах от него. Это великолепие называлась императрица Елизавета Петровна и ее окружение. Августейшая особа сидела в просторном кресле. На государыни было нежно-голубое платье, которое подчеркивало ее пышную грудь. Лицо женщины имело приятную округлость и полненькие щечки, делавшие ее владелицу очень похожей на ее отца, Петра Первого. Пухленькие ручки покоились на подлокотниках кресла.

«Она действительно красива. Хотя ей уже пятьдесят два и о ботоксе и скальпеле пластического хирурга тогда даже не помышляли. А рост какой! Точно под сто восемьдесят сантиметров. Модельный рост. Вся в отца пошла. Никогда не скажешь, что она страдает от тяжелой болезни и умрет через полгода. Жаль. Неплохая была императрица», – Чернышев, чуть наклонив голову, украдкой, исподлобья рассматривал царственную особу.

– Стало быть, я делаю вывод, что Венера имеет знатную атмосферу, ничем не уступающую земной, а может и вяще [38] Вяще – более ее, – Ломоносов, стоящий в метре впереди Чернышева закончил делать доклад и поклонился знатной публике.

На площади повисла тишина. Саша пробежался глазами по российским вельможам. Лицо императрицы ничего не выражало. Было спокойно, скорее даже бесстрастно. По левую руку от Елизаветы Петровны сидел наследник престола Петр Федорович в красном камзоле. Несмотря на возраст, а в 1761 году цесаревичу было тридцать три года, его лицо было каким-то детским, без малейших признаков мужественности.

«В принципе, похож на своего великого деда. Те же бабьи пухлые щеки. Только у Петра Первого, несмотря на это, лицо было мужественным. А у этого скатилось до карикатурности. Я понимаю Екатерину. Рядом такие мужчины-красавцы, из которых мужское так и прет и такой хлюпик с целым комплексом детских фобий», – теперь Чернышев все так же украдкой рассматривал человека, которого должен был убить до подписания им мирного договора с Пруссией.

Петр Федорович откровенно скучал и даже не считал нужным скрывать этого. При последних словах Ломоносова он даже зевнул и, повернув голову вправо, лениво посмотрел на свою супругу.

А вот и Екатерина, которая через тридцать с лишним лет сумеет добавить к своему имени приставку Великая и в этом сравняется с Петром Первым. Перед Александром в кресле сидела миниатюрная женщина в пышном платье розового цвета.

«Ничего красивого в ней нет. Обычная баба с типично немецким вытянутым лицом. К тому же начавшим полнеть. И понятно, почему она западала на высоких крепких мужчин. В ней самой-то роста, дай Бог, чтобы метр пятьдесят пять был. Малорослик. Даже в восемнадцатом веке ее рост считался ниже среднего. Отсюда и наполеоновские амбиции. Чем ниже рост, тем сильнее жажда доказать всем дылдам, что сантиметры – это всего лишь сантиметры. Важно не расстояние головы до земли, а сама голова. Вот на этом надо сыграть. Надо тонко подыграть ее амбициям. Только так я смогу обойти ее любовника, Григория Орлова, – Чернышев взглядом быстро пробежался по людям, сидящим напротив него. Но не увидел офицера, о котором писали современники: „Он возвышался, как башня, над остальными офицерами-сослуживцами и легко мог побороть любого из них“. Зато в свите, во втором ряду кресел заметил женщину, которая, несомненно, была Елизаветой Воронцовой, фавориткой цесаревича Петра Федоровича. Александр вспомнил, что современники писали, что у нее смуглая кожа, что противоречило тогдашним канонам красоты. В восемнадцатом веке аристократки гнались за безупречной белизной лица и вовсю использовали белила, в состав которых было много… свинца. Конечно, такая косметика старила кожу. Но, во-первых, тогда этого не знали. Во-вторых, кого это волновало?! Тогда понятия возраста были совсем иными. Двадцать лет для женщин считался самый расцвет. В сорок – это уже старуха. Так что в восемнадцатом веке на амурные шалости женщине отводилось всего ничего – десять-пятнадцать лет. Так что белизны добивались любыми способами. Поэтому смуглое лицо молодой девушки среди других женских фарфоровых лиц резко выделялось.

„А что, довольно мила, оригинальна. Живой взгляд, который она, не скрываясь, часто бросает на своего любовника. Нет, она точно не широкорожа, с обрюзглым лицом, как писала о ней Екатерина в своих дневниках. Оно и понятно. Хоть супруг и нелюбим, но облить его любовницу грязью, это дело святое“, – Александр про себя хмыкнул.

Он еще раз скользнул взглядом по публике. Разодетые, в париках, на лицах женщин густой слой белил и румян. Эти люди были похожи на больших кукол. Сходство с ними добавлял и низкий рост, который имели многие фрейлины, да и мужчины тоже. Что вы хотите, восемнадцатый век. Об акселерации тогда и понятия не имели. Даже слово такого не было.

– Михайло Васильевич, ежели Венера окружена знатною атмосферою, стало быть, и на ней могу быть звери всякие, а может даже люди?

Вопрос задал вельможа с красивым, крупной лепки лицом, сидящий по левую руку от Елизаветы Петровны.

„Шувалов, – догадался Александр, фаворит императрицы. Единственный, кого заинтересовал доклад Ломоносова“.

– Не знаю, Ваше сиятельство, – после паузы произнёс ученый. – Венера находится много ближе к нашему светилу, чем Земля, а значит нагреваться она должна сильнее.

– Там одни арапы живут! – крикнул цесаревич Петр и громко захохотал.

Чернышев увидел, как по лицу Екатерины скользнула презрительная гримаска.

– Не знаю, Ваше Императорское Высочество, – произнес Ломоносов. – Наука еще не ведает сего.

– А что это там у тебя материей закрыто? – наследник престола был явно утомлен речью ученого и жаждал увидеть „диковинный аппарат“, как перед своим выступлением представил велосипед Ломоносов. Он говорил явно с немецким акцентом.

Михаил Васильевич вопросительно посмотрел на императрицу, ожидая разрешение на показ.

Вместо нее ответил Шувалов:

– Показывайте, Михайло Васильевич. Удивите публику.

– Сие устройство придумал мой ученик дворянин Александр Потемкин. Называется оное самобеглой коляской или велосипедом.

„Ну, вот и настал мой час. Второго шанса не будет. Попадать в „яблочко“ нужно с первого раза“, – мир вокруг перестал существовать для Саши.

Он подошел к велосипеду и сдернул покрывало.

– Каракатица какая-то! – Петр Федорович продолжал потешать публику.

Чернышев-Потемкин быстро сел в кресло. Руки уверенно взяли руль.

– Ну, с Богом, – прошептал парень и с силой нажал на педаль.

Колеса, подрагивая на брусчатке, сделали первый оборот.

Александр еще до показа решил, что постарается показать все, на что способно его детище. Поэтому, сколько позволяли силы, он нажимал на педали, пытаясь ехать как можно быстрее. Он лихо объехал фонтан, потом еще раз. Неожиданно Чернышев увидел, как великая княгиня Екатерина захлопала в ладоши! Воодушевленный этим, парень вместо того, чтобы очередной раз объезжать фонтан, повернул руль влево и пронесся за спиной царственных особ и других вельмож. Еще поворот руля и потом резкий рывок палки-тормоза на себя. Велосипед остановился прямо напротив российско императрицы, в трех шагах от нее.