Райан Гродин - Кровь за кровь [litres]

Яэль смотрела на него в молчаливой темноте и думала о новой главе своей истории.

– Яэль Райдер, – мгновение спустя сказал Лука. – Ты невероятна.

– Как и ты, Лука Лёве.

– Думаю, ты понимаешь под этим словом что-то другое, Фройляйн Бесконечных Лиц, говорящая на шести языках и определяющая яды по запаху.

– Несколько месяцев назад мысль о мальчике с плакатов национал-социалистов, у которого может быть сердце, казалась мне абсурдной. – Яэль накрыла его ладонь своей. Фотография её первой внешности ещё лежала в его руках. – Но вот мы здесь.

Пальцы Луки сплелись с её. Мурашки окутали их обоих. Это не было похоже на поцелуй на борту «Кайтена». Земля не уходила у неё из-под ног, а страсть не поджигала её губы под лучами сияющего солнца. Не походило это и на поцелуй в поезде.

Всего лишь прикосновение: кожа к коже. Такое простое.

Но оно было настоящим.

Яэль смотрела на их переплетённые пальцы: её, тонкие, с аккуратными овальными ногтями, и его, заляпанные машинным маслом; у обоих они складывались из отпечатков пальцев, кутикул и нервных окончаний, посылающих сигналы в мозг. (Мы прикасаемся друг к другу!)

(Что теперь?)

– Я не хочу быть их мальчиком с плакатов, – хрипло выдавил Лука. – Никогда не хотел.

– Тогда зачем участвовал в гонках?

– Из-за отца.

Курт Лёве. Крадшутцен. Когда Яэль впервые прочитала досье Луки, она решила, что гонщика ведёт наследие, что он перенял всё от отца. Но в словах Победоносного слышалась резкость, утверждающая иначе.

– Всё моё детство он говорил лишь об одном, о войне: как ездил на мотоциклах по советским землям, убивал коммунистов. Я считал его героем. Он считал меня слабаком. Я начал участвовать в гонках, потому что хотел доказать, что он неправ, заставить гордиться. Но у него было слишком много своей собственной чёртовой гордости, чтобы делиться ей с кем-нибудь. Сколько бы гонок я ни выиграл, ему всегда было недостаточно. Меня было недостаточно. Нужно было быть быстрее, сильнее, лучше. Ничего не помогало. Даже лицо мальчика с плакатов. – Ладонь Луки напряглась под её пальцами, словно он собирался отстраниться. – Извини.

– За что ты извиняешься?

Настала очередь Луки смотреть на соприкасающиеся ладони и фотографию между ними.

– Ты через столько всего прошла, а тут я, жалуюсь на отца… – Он замолчал. – Должно быть, тебе это кажется таким ничтожным.

Яэль посмотрела на снимок юной себя.

– Жизнь любого человека не ничтожна, – сказала она.

– Яэль. – Её имя одновременно грубовато и бархатисто ложилось на язык, внезапно такое привычное. – Я не просто хочу стать членом Сопротивления. Я хочу большего. Бороться. Остановить, – его пальцы дрогнули у фотографии, – всё это.

– Это всегда было главной целью, – напомнила ему Яэль. – Национал-социалисты делают дорогу к ней сложнее. В кабинете доктора Гайера я нашла список. Есть целая команда меняющих кожу, призванных защищать Гитлера. Маскировочный отряд фюрера. Доппельгангер, которого я застрелила в бальном зале, был одним из них. Осталось ещё девятнадцать.

– Девятнадцать? – Лука тихонько присвистнул. – Проклятье . Качественное страхование жизни.

Девятнадцать человек, способных раствориться в толпе и в любой момент появиться в камерах «Рейхссендера». Головы гидры. Сложнее будет не отсеять доппельгангеров, чтобы добраться до настоящего Гитлера, но быть уверенным, что ни одна из голов не отрастёт вновь…

– Ещё и утечка информации, – продолжала Яэль. – Подобраться к фюреру было сложно даже тогда, когда национал-социалисты нас не ждали. Теперь же эсэсовцы могут таиться за каждым поворотом.

– Значит, нужно повернуть в другую сторону, – заявил Лука. – Раз СС будут ждать, что вы попытаетесь выследить фюрера и убить его, не пытайтесь. Шансы на успех всё равно малы. Насколько нам известно, Гитлер может уже попивать коктейли на тропическом пляже.

– Новосибирск не согласился послать подкрепление, и единственная надежда завоевать Германию – усилить армию Райнигера. Этого не произойдёт, пока мы не убьём Гитлера и не разрушим присягу на верность. – Не говоря уже о политических играх с пленённых Германом Герингом. – План был идеален.

– Лучший, я знаю. – Лунный свет над головой годился только для призраков, но каждый сантиметр лица Победоносного озарился, когда он продолжил: – А что если нет необходимости снова убивать Гитлера? Что если нужно лишь уничтожить само представление о нём?

У Яэль перехватило дыхание.

– Что ты имеешь в виду?

– Фюрерайд вынуждает солдат безоговорочно повиноваться «лидеру Германской империи и народа, Адольфу Гитлеру». Не девятнадцати его двойникам. Доказательств их существования хватило бы, чтобы аннулировать эту клятву верности, хоть и не все поверят. Если мы сможем скопировать эти досье и распечатать их в выпуске «Рейха», если удастся разоблачить «Проект Доппельгангер» на «Рейхссендере», не только солдаты Вермахта встанут на сторону генерала Райнигера. – Свет, озаряющий лоб и щёки Победоносного, слышался и в его голосе. – Мы знаем, что Гитлер использовал меняющих кожу, но остальное население Рейха не имеет об этом ни малейшего понятия… Покажи Рейху то, что показала мне – распространи всю «конфиденциальную информацию», – и к нам присоединится не просто несколько гражданских.

«Рейх»? «Рейхссендер»? Гражданские? У Яэль закружилась голова от возможностей и нехватки кислорода. Она сделала глубокий вдох, успокаивая мысли.

План не был ужасен. Он не был плох. И даже мог оказаться хорош. (В конце концов, как можно лучше убить гидру, если не отрубив сразу все её головы?) С помощью доказательств существования Маскировочного отряда и его истоков в лице самой Яэль доверие к фюреру как личности будет подорвано. Неоспоримое влияние Гитлера, по сути, окажется под вопросом. (Настоящий? Или доппельгангер?)

– Это повлечёт за собой хаос.

– Именно, – ухмыльнулся Лука.

Прорваться в Министерство народного просвещения и пропаганды будет легче, чем проникнуть в фюрербункер . По крайней мере, возможней.

– Получить доступ к печатному станку «Рейха» слишком потребует слишком много времени. Будет лучше воспользоваться «Рейхссендером», но…

– Что?

Истина, которую Яэль носила под свитером, под кожей, была шокирующей. Не многие с ней смирятся. Даже с доказательствами, написанными чёрным по белому. Даже если она покажет миру, кто она и что пережила.

– Кто мне поверит?

– Ты не должна одна бороться против национал-социалистов. Позволь мне вместе с тобой выступить на «Рейхссендере». – Лука пылал как свеча. Лицо, слова и вера: яркие-яркие. Живой и горящий. – До того, как ты застрелила фальшивого фюрера, все жители Рейха слушали его тост в мою честь. Они наблюдали за моими гонками последние пять лет. Они знают меня. Черт, да некоторые, возможно, даже доверяют мне. Если мне суждено быть мальчиком с грёбаных Гитлеровских плакатов, значит, я использую это звание, чтобы подрезать мерзавцу крылья.