Джером Биксби - Врата времени

Судя по всему, если мы выпьем Пойло, то самое страшное, что нас ждет, — это беспредельное счастье. Ведь неизвестная нам субстанция — называй ее Пойлом или еще как-нибудь — на самом деле хитроумнейший из всех известных наркотиков. Он, как и другие наркотики, дает ощущение постоянного счастья, но в отличие от них не только не вредит человеку, но приносит ему массу благ...

Я не мог больше молчать:

— Это очень опасный разговор!

— Вовсе нет, мистер Темпер! Я излагаю только факты.

— Мне это не нравится.

— И что же вас так смущает?

— Меня ничего не смущает! — сказал я немного тверже. — Лично мне нечего стыдиться. Но наркоманами были мои родители. Отец умер в государственной больнице штата. Маму вылечили, но она сгорела, когда в ресторане, где она работала, вспыхнул пожар. Оба похоронены на старом Мелтонвиллском кладбище в пригороде Онабака. Когда я был моложе, я приходил к их могилам ночью и выл от горя на небеса, которые были столь несправедливы к моим родителям...

— Мне очень жаль, Дэн, что так случилось, — тихо, но твердо сказала Алиса. — Но не кажется ли тебе, что ты переигрываешь с сентиментальностью?

Я сразу умолк.

— Ты права. Просто ты все время хочешь уколоть меня, и я...

— ...И ты решил обнажить передо мною душу? Нет уж, Дэн, спасибо. Хватит с меня нагих тел. Я не хочу обижать тебя, но наркотики и Пойло — совершенно разные вещи, потому что человек, употребляющий Пойло, не деградирует.

— Откуда ты знаешь? С тех пор как они пристрастились к Пойлу, прошло совсем немного времени, чтобы делать какие-то выводы о его воздействии на организм. И потом — если здесь все такие здоровые, жизнерадостные и добрые, то почему же Поливайнозел хотел тебя изнасиловать?

— Я вовсе не собираюсь защищать этого осла, — сказала Алиса, — но, Дэн, неужели ты не чувствуешь, насколько отличается здешняя психическая атмосфера от обычной? У них тут нет никаких барьеров в отношениях между полами. Мужчины и женщины делают все, что им заблагорассудится. И никто никого ни к кому не ревнует. Вспомни сам, что говорила та девица, похожая на Джейк Расселл. Она сказала, что Поливайнозел волен выбирать себе любую из женщин и избранница не станет возражать. Может быть, приставая ко мне, он думал, что я буду просто счастлива от предоставившейся возможности заняться любовью с полубогом?

— Ну ладно, допустим, — сказал я примирительно. — Но все равно это было мерзкое зрелище, и я не могу понять, почему Дарэм назначил его богом плодородия. Ведь он ненавидит Поливайнозела.

— А что вообще представляет собой этот Дарэм?

Я рассказал Алисе, что Дарэм похож на эльфа из ирландских легенд: маленький, лысенький, толстенький человечек с лицом гнома, но с тонкой поэтической душой. Что он обожает каламбуры и афоризмы, может часами цитировать древнегреческих и древнеримских классиков. Что у него есть заветная мечта — издать сборник своих эссе «Золотой Век», а также жена, которая проела ему всю плешь.

— Можно ли сказать про него, что он мстительный? — спросила Алиса.

— Нет-нет. Он очень мягкий и незлопамятный. А почему ты вдруг спрашиваешь?

— Понимаешь, Пегги как-то писала мне, что ее возлюбленный Поливайнозел ненавидел Дарэма — никак не мог сдать ему экзамен по классической филологии. К тому же Дарэм явно симпатизировал Пегги. Вот Поливайнозел и донимал профессора при каждом удобном случае. Я получила это письмо перед самым исчезновением Пегги, а потом прочитала в газете версию о том, что Пегги и Поливайнозел могли быть убиты Дарэмом. Вот я и думаю, не лелеет ли профессор свою ненависть до сих пор?

— Только не Дарэм, — запротестовал я. — Он может, конечно, рассвирепеть, но быстро отходит.

— Что и требовалось доказать! — торжествующе воскликнула Алиса. — Профессор рассвирепел, превратил Поливайнозела в осла, а потом успокоился и простил его. Почему бы и нет? Пегги-то он себе заполучил.

— Почему же тогда Дарэм не превратил его обратно в человека?

— Этого я не знаю. Хотя Пегги писала, что Поливайнозел специализировался на сельском хозяйстве и слыл университетским Казановой.

— Теперь я понимаю, почему ты была так саркастична во время моей лекции, — сказал я. — Ты знала о них больше, чем я. Но это, кстати, никак не может оправдать твоих намеков насчет моей лысины и вставной челюсти.

Она отвернулась.

— Не знаю, почему я это делала. Наверное, ненавидела тебя в ту минуту за то, что тебе, гражданскому лицу, доверили такую важную миссию и наделили вдобавок огромными полномочиями.

Мне хотелось спросить, по-другому ли она относится ко мне теперь. Кроме того, я был уверен, что подобное поведение Алисы объяснялось причинами и другого свойства. Но я не стал заострять внимания на этой проблеме и вновь переключился на Дарэма. Я рассказал о нем все, кроме самого главного. Говорить об этом без предварительного зондажа Алисиных настроений я просто не имел права.

— Значит, получается, — сказала Алиса, выслушав меня, — что все происходящее в Зоне полностью соответствует представлениям доктора Босуэлла Дарэма о так называемом Золотом Веке?

— Именно, — подтвердил я. — Он не раз упоминал в своих лекциях об упущенном древними богами шансе. Дарэм говорил, что если бы древние боги удосужились взглянуть с заоблачных высот на несчастных смертных, они избавили бы человечество от болезней, нищеты, несчастий и войн. Объяснял он нерасторопность древних богов тем, что на самом деле эти боги были людьми, или иным способом наделенными сверхчеловеческими способностями, распорядиться которыми они не могли в силу недостаточного знания основ философской этики и науки в целом.

Дарэм не раз говорил, что, очутись он на месте тех богов — у него получилось бы гораздо лучше, и обещал как-нибудь прочесть нам лекцию под названием «Как стать богом и преуспеть на этом поприще».

— Знаю, — сказала Алиса. — Пегги писала мне. Она утверждала, что именно это больше всего и бесило По- ливайнозела. Он просто не понимал, что профессор описывает на уроках мир своей мечты. Может быть, он просто хотел спрятаться в этом выдуманном мире от жены... Бедный малый!

— Бедный малый?! Еще чего! — возмутился я. — Да он же превратил свою мечту в явь! Кто еще может похвастать тем же? Особенно мечтой таких масштабов...

— Никто, — согласилась Алиса. — Скажи мне, каков был все же главный тезис дарэмовского «Золотого Века»?

— Дарэм утверждал, будто весь ход истории доказывает, что среднему человеку требуется в жизни лишь одно: чтобы его оставили в покое. Он вполне счастлив, когда жизнь течет размеренно и плавно. Идеальной же для среднего человека является такая жизнь, в которой нет места болезням, зато полно пищи, развлечений, секса. Когда не болит голова о налогах, а работаешь столько, сколько захочешь, и то лишь для того, чтобы не наскучили постоянные развлечения. А думает за меня пусть кто-нибудь другой.