Сергей Зеленин - Реинкарнация

Купчиха подала на Егора в суд. Типа, купец «погуливал» с его женой и, тот — узнав, из ревности утопил купца… Ну, а чё? Женщина — настоящая красавица… Была. Могла и погуливать. Вот только, Егор навряд ли, догадался бы… Сам, по крайней мере. Ибо, природа редко даёт одновременно и, силу и ум… Не совсем дурак, конечно! Но, туповат и простодушен — это, даже не разговаривая с ним можно понять. Цинично, конечно звучит, но мне то — как раз именно такой он и, нужен!

Так что, болел Му-му уже в тюрьме… Больше года по судам мурыжили, ничего доказать не смогли — только все накопленные деньги ушли на адвокатов, да на судейских… Да, ещё отец Егора с горя умер. Больше никого из родственников не осталось.

Выйдя на волю, Му-му ни кучером, ни извозчиком, естественно, устроиться уже не мог. Кому нужен немой кучер! Тем более, с такой репутацией…

Как это кому? МНЕ! Внезапно, мне в голову пришла ещё одна умная мысля. Если я на «Хрени» буду хабар возить, то в момент её угроблю. Болт рулевой тяги, однозначно — от перегруза лопнул… Я заказывал Автопрому легковушку, а не грузовик! Вот он мне легковушку и сделал.

Значит, надо на ломовой телеге возить — хоть и, медленно, но зато верно! Тем более с бензином такая фигня — если, я хабар в Нижний на своей машине буду возить, то или, мало буду ездить здесь, или мало буду хабара возить «оттуда»… А, мне же ещё и, на продажу бензин нужен — пока производство своего не налажу!

Как мне повезло — одним выстрелом двух зайцев! Му-му и, выносит хабар из погребка и возит его в Нижний… И, как рыба молчит при этом!

После тюрьмы, Му-му смог устроиться только на стройку грузчиком — кирпичи таскать. Её же, купчиха сразу на улицу выгнала — как только про смерть купца узнала. В тот же день!

Служанкой, без рекомендательного письма, никуда не брали — выкручивалась, как могла: то шитьём на дому, то — чаще всего, стиркой или уборкой. Но, за такое много не платили. Пока деньги были, снимали вполне приличную квартиру, потом всё ниже и ниже…

— Егорушка, то мой — здоровый, сильный, да глупенький, — с любовью глядя на мужа, продолжала рассказывать женщина, — ну, прям как ребёнок! Силой Бог не обидел, а вот умишком… За работу схватился так, что и вчетвером не под силу. А десятник, видя такое дело, взял — да троих рабочих и, рассчитал! Ну, те — подговорив дружков, подкараулили Егорушку в подворотне…

Короче, за малым, Му-му не убили… Пока от побоев лечился, семья ещё ниже просела — в ночлежках ночевать приходилось. В ночлежки перестали пускать после того, как Му-му хозяину зубы пересчитал — за приставания к своей жене.

Во второй раз удалось устроиться на стройку… С полгода работал, пока до Му-му не дошло, что десятник его внаглую наё…ывает. По-любовному «раскидать» не получилось и десятник получил от всей души в репу:

— Нет, уж! Ну, совсем безбожно обманывал! Самому Егору на еду не хватало, вон как исхудал…

После этого случая, Егору был выписан «белый билет». То есть, по негласному договору в этом городе никто его на работу не брал… Хотели в Сызрань перебраться, да Наташенька заболела…

— От чего она умерла?

— От чахотки… Кровью с полгода похаркала и всё…

Оно и, неудивительно! В таком сыром подвале, даже с хорошим питанием — от чего-нибудь, да стопудово, помрёшь… Представляю, что здесь зимой твориться!

Я посмотрел на остальных дочерей Му-му… Да! Тубик на лицо. Уже покашливают. Эту зиму они не переживут…

Тем временем явилась Тихоновна, с ней двое мужиков, принесшие с собой деревянный гроб из необструганных сосновых досок. Деловито и привычно, они положили тельце девочки в него и спросили:

— Если оплакали, то мы выносим?! Дух, уж очень здесь от покойницы тяжёлый…

— Выносите… Пойдёмте, девочки, проводим в последний путь нашу Наташеньку…

На улице уже поджидала убитая телега с впряжённой клячей и, слегка трезвый попик. Положив гробик на телегу, мужики отошли. Попик несколько минут бубнил что-то на старославянском, вяло махая кадилом, потом получил от Тихоновны копейки и, не прощаясь, слинял.

И, похоронная процессия тронулась в свой скорбный путь… Частенько приходилось бывать на похоронах, но на таких впервые! Меня, до какой-то, парализующей мысли холодной дрожи, поразил сюрреализм происходящего: такое ощущение, что я где-то в фильме ужасов и самое «интересное» ещё впереди…

За телегой с гробом шли Му-му с женой и дочерьми, Тихоновна и я. Могильщики шли последними. К «счастью», кладбище было неподалёку… Если, конечно, это можно было назвать кладбищем… Скорее, скотомогильник. Даю об заклад мою «Хрень», но лет через десять, на этом месте что-нибудь построят, а кости «обитателей» втихушку, где-нибудь кучей зароют… Не везло людям при жизни и, после смерти не повезёт!

Надо пройти до конца, если уж влез в эту историю и, я остался на поминки… Даже, дал ещё три рубля Тихоновне, на поминальный обед.

У дверей подвала местные бомжики расставили какие-то колченогие столы и, скамьи из досок положенных просто на деревянные чурки… Женщины чего-то там наготовили. Ну, народ-то больше на водку налегал. Попробовал, за упокой и, я… Да! Китайская «Урумчи», которую мне как-то раз довелось отведать — по сравнению с этой гадостью, показалась бы многозвёздночным коньяком…

Как я понял, народ, что живёт здесь — это, самое «дно». Ниже не бывает. Даже, нищие, которых мы с Му-му отмудохали, по сравнению с этими — состоятельные и уважаемые люди… Даже, обитатели ночлежек и, те имеют хоть какоё-то шанс оттуда выбраться… Эти же — всё!

После поминального обеда — если, «это» можно так назвать, когда взрослые обитатели этого гадюшника — употребив приличное количество местной палёной водки, расползлись кто куда, я приступил к делу:

— Как Вас зовут? — спросил я у женщины.

— Полина…

— А по отчеству?

— Андреевна…

— Собирайтесь, Полина Андреевна, поедем ко мне…

Полина Андреевна растерялась:

— А, семья?!

— С семьёй собирайтесь…, — Му-му вопросительно посмотрел на меня, — сначала на Постоялый Двор, потом, как отъедитесь, ко мне в поместье. Ты, Егор, будешь работать возчиком, ну а… Найдём работу, тоже. Много платить не обещаю… Первое время. Но, питание и проживание за мой счёт.

Егор медленно опустился на колени. По щекам его текли слёзы… Полина Андреевна плакала стоя, не веря своему счастью.

Вообще, я заметил, люди этого времени очень чувственны и не стеснятся при посторонних плакать. Не то, что мы — их чёрствые потомки… Вспомнил про епископа Владимира, который тоже плакал от моего рассказа про свои «мучения»… Боже! Какой, я всё же подонок!

— Вы здесь никому ничего не должны?

— Нет…

— Ну, тогда вперёд. Егор, веди нас туда, где извозчика поймать можно…