Владислав Савин - Рубежи свободы [litres]

Я наблюдала, как приземляются самолеты – первый, второй, третий, такие же «ту», на которых мы летели из Севастополя. Видела, как радуются те, кто сошел с первого, и те, кто их ждал. Мое нетерпение возрастало, и когда наконец я заметила своего отца, во второй группе прилетевших, то крикнула ему, замахала руками и зонтиком (его тотчас же снова вывернуло), затем побежала навстречу – у меня шляпа слетела, и платье от ветра раздулось, но мне было все равно! Отец заулыбался, узнав меня, раскрыл объятия, я бросилась ему на шею. Подошел мой муж, поприветствовал моего отца, с ним синьор Родари (снова с моей шляпой), набежали репортеры: «Синьор Винченцо, что вы можете сказать?»

– Что я могу сказать? – ответил мой отец. – Не будь здесь синьорин, я показал бы вам следы английского гостеприимства у себя на теле, вот здесь, здесь, и здесь. Били дубинками, кулаками и сапогами, как в гестапо! Лишь за то, что мы посмели оказать сопротивление нанятым ими пиратам – и наверное, этим нарушили их британский закон! Ну, а что такое «борцы за ливийскую свободу», вы уже слышали, все правда – эти мерзавцы на пароходе убивали даже детей! Но теперь мы свободны, а пираты или в тюрьме, или уже в аду – и я хочу сказать русское спасибо нашим советским товарищам, что так случилось!

После мой муж мне сказал по секрету, что с отцом еще в самолете успел побеседовать наш товарищ, намекнув деликатно, что желательно сказать. Но это был лишь форма, а не суть – ведь в словах моего отца, попавших во все вечерние римские газеты, не было ни грамма лжи! А ливийские повстанцы – да гори они все в аду вместе с их «свободой»! Чем им плохо было под рукой Рима?

И как хорошо жить в сильной стране – которую никто в мире не смеет обидеть. И которая вступится за тебя, если ты попадешь в беду. Ведь вряд ли нация разбойников и пиратов уступила бы в конце – Италии довоенной?

Кочевой клан был не из самых больших. Но и не из мелких. Признавал верховным вождем Мухаммада Идриса, шейха ордена Сенуси – но сам он здесь не был никогда, и лишь шейх Абдалла видел вождя, на большом торжестве. Так повелось, что клан издавна был под покровительством ордена Сенуси – а взамен обязывался выставить обговоренное число воинов. Ведь жизнь в пустыне – это война, от мира неотличимая. Чужак – враг, хотя и с ним возможна торговля. И конечно, плохо быть слабым.

В пустыне нет лишней земли. Это значит, что там, где есть вода (а значит, и пастбища), обязательно кто-то живет. Чаще всего, мирно – никто, имея свою территорию, не станет отнимать исконно чужую. Потому что это будет бой насмерть, который дорого обойдется победителю – а ослабев, не то что захваченное не удержишь, еще и свое потеряешь! Оттого война между кланами никогда не бывает интенсивной – а лишь стычки случайно встретившихся одиночек, или молодецкий набег ради пары угнанных верблюдов. А бывает, что и стычек нет – просто известно, что мы с тем кланом в войне, на ту землю не заходим, как и они на нашу.

Мир белых людей был где-то в стороне. Иногда полезный – поскольку там можно было что-то продать и приобрести что-то нужное (например, отличные винтовки и патроны). Но чаще – безразличный. Даже когда белые люди воевали, они не углублялись в пустыню. Ну а кочевникам нечего было делать на берегу.

В этот день на клан обрушилась беда. Еще накануне летал самолет, не мимо, а сделал круг над оазисом, что-то рассматривая. А утром пришли враги – туареги из Триполитании (удивительно, что Аллах занес их так далеко от их обычных мест), которые всегда воевали с сенуситами. Врагов было лишь чуть больше, чем воинов клана, но с ними были солдаты на машинах. Солдат было совсем мало – но у них были пулеметы и минометы. И можно еще было убежать в пустыню, оставив стадо, и финиковые пальмы, и источник воды, но как выжить тогда?

Тех, кто бросился в отчаянную атаку, выкосили пулеметным огнем. Тех, кто пытался отстреливаться, обороняя оазис, накрывали минометы. А когда уже некому было сопротивляться – туареги, обозленные потерями, убили всех выживших мужчин и мальчиков (ведь солдаты сказали, что в рабство обращать нельзя, это против закона Народной Италии). Ну а женщин здесь никто и никогда не спрашивал, когда наступал случай им стать добычей победителя. Жалко было лишь загубленный скот, большую ценность в пустыне – и было пиршество, горели костры, на которых жарилось мясо, не пропадать же добру? А самой ценной добычей был, конечно, сам оазис с источником.

И предводитель туарегов у самого большого костра пил русскую водку с командиром солдат. За больших вождей, Сталина и Тольятти. И за королеву Лючию, слово которой слушают оба вождя.

– А чья она жена? – спросил туарег. – Неужели обоих?

– Она воин, – ответил лейтенант егерей. – Была гражданкой Италии, но стала женой большого воина у русских. Так и вышло, что она одновременно и итальянка, и советская.

– Понятно, – сказал кочевник. – Вождь, который не ценит своих воинов, недолго будет вождем. У нас тоже бывает, что женщины оружие в руки берут. Хотелось бы ее увидеть!

– Смотри, – офицер достал газету с фотографией. – Красивая?

А рядом взлетало пламя костров. Трупы врагов успели убрать – не закапывали, много чести, а просто вывезли в пустыню, оставив стервятникам. Победители уже разобрали себе женщин, которые даже не плакали над участью своей и родных – зная, что бесполезно.

Лейтенант достал планшет с картой и сделал отметку. Уничтожен еще один очаг сенуситской заразы!

Проклятые англичане! Как они могли так поступить?

Сэр Джон уверял – там, где враг слишком силен, можно победить дипломатией. И он, Мухаммад Идрис, должен отправиться на какой-то международный суд, чтобы отстаивать там права – свои и своего народа. Требовать от проклятых итальянцев – признания свободы для Ливии. А также освободить любимого племянника и вытребовать еще компенсацию за моральный ущерб, как сказал Джон. Ну а после – вернувшись, вступить в Триполи во главе своих войск, ведь армия, собранная в лагерях у границы, давно ждет приказа!

– Взгляните, что пишут наши газеты, – говорил англичанин, – и вы еще можете сомневаться в полной поддержке вас нашей великой державой? За вами Англия – но свое слово должны сказать вы сами!

Мухаммад бегло просмотрел – тон газетных статей был такой, что непонятно, как это британские войска еще не взяли Рим? «Страдания ливийского народа», «Тольятти – это Муссолини сегодня». Никто не может сказать, что он, Мухаммад Идрис, трус, побоявшийся вступить на вражескую землю! Тем более с британской гарантией. Надо лететь.

Самолет был, такая же «комета», на которой Идрис путешествовал в Лондон. Не понравилось лишь, что при посадке англичане потребовали временно сдать все оружие, что было у свиты уважаемого сэра Мухаммада – «мы сожалеем, но таковы правила полетов». Но поздно было уже отступать, не потеряв лица!