Александр Михайловский - Великий князь Цусимский

Словом, весь этот вагонно-поездной антураж меня приятно удивил, и перспектива провести «на колесах» почти шесть недель показалась уже не столь мрачной. Ездят же люди ради отдыха в морские круизы; а это тоже круиз, только железнодорожный, через всю Российскую империю по диагонали. Ехать, не спеша смотреть по сторонам, впитывать в себя красоты необъятной страны и думать о том, как сделать ее еще краше и сильнее… Конечно, отдельный вагон, прицепленный к курьерскому поезду, это не отдельный литерный состав, на котором в Питер умчался капитан Иванов со товарищи, но тоже весьма неплохо по сравнению с тем, что было раньше, еще совсем недавно, до постройки Великого Сибирского Пути (Транссиба) – с Дальнего Востока в Центральные губернии (европейскую часть) России надо было добираться не менее полугода, а то и больше. Весной выехал, к осени как раз приехал. Да уж, были же времена…

В так называемом «дамском» купе нас ехало четверо – я, Катя, Лейла, ну и еще одна женщина примерно моих лет из группы медицинского обеспечения нашего эксперимента, единственная в этой группе представительница женского пола. Звали эту особу Нино Иосифовна, но лично для меня, в силу близкого возраста и социального положения, она очень скоро стала просто Ниночкой. Раньше наше знакомство было так, шапочным – она обитала в своем мире, а я в своем, и даже провал в другой мир не изменил этого положения. И только в этой поездке мы смогли по-настоящему познакомиться и даже подружиться. У Ниночки, помимо добродушного и компанейского характера, была необычная, безусловно, привлекательная внешность – крупные черты лица, прямой и ровный тонкий нос, удивительно белая кожа, черные вьющиеся волосы и большие, блестящие глаза разного цвета – зеленого и карего.

«Мутация! – весело сообщила Ниночка, видя, что глаза ее привлекли наше внимание, – Да-да, разный цвет глаз – это генная мутация, к счастью, самая безобидная из них. Готова поспорить, что вы этого не знали!»

И она принялась рассказывать об удивительных открытиях в области генетики, причем так увлекательно, что мы просто заслушались. Видно было, что это большая энтузиастка своего дела – впрочем, как и все мы. В дальнейшем я очень сдружилась с Ниночкой и жалела, что не пыталась еще раньше узнать ее получше; а ведь мы, как я уже говорила, нередко сталкивались там, на корабле, но просто проходили мимо друг друга, едва поздоровавшись.

«Я, знаете ли, вообще-то нелюдимка, – говорила Ниночка, вздыхая и разводя руками, – но тут я едва не одичала, и потому очень рада общению с вами».

Словом, всем нам, обитательницам женского купе, повезло в том, что никто никого не раздражал. По вечерам, потягивая чай из граненых стаканов, мы вели долгие разговоры, делясь своими воспоминаниями или просто рассуждая на разные темы. Питались же мы в поездном вагоне-ресторане – это было предусмотрено изначально. Там были изысканные блюда и прекрасное обслуживание. Среди абсолютного преобладания мужчин мы чувствовали себя прекрасными и желанными нимфами, тем более что большинство из этих мужчин, вынужденно находящихся как бы не у дел, были галантны и предупредительны с нами. О, это было просто восхитительно! Мое мнение о поездах стремительно менялось.

Кроме всего прочего, я стала находить удовольствие в том, чтобы наблюдать из окна за видами природы. Я вдруг стала понимать, что теряла очень многое, предпочитая воздушный транспорт. Поистине картины, пробегающие перед моим взглядом, будили в моей душе поэтическое начало. Порой мы проезжали через такие места, что мне казалось, будто я попала в сказку. Я видела таинственную чащу, в которой, казалось, прячется Леший, хмуро наблюдая за проносящимся поездом… Или перед моим взором возникала чудная полянка с густой россыпью невиданных цветов… А то изредка вдруг вынырнет маленькая деревенька – бревенчатые избы, коровы и козы; и мальчишки в белых рубахах свистят и машут руками вслед нашему поезду… Словом, я полюбила смотреть в окно; меня непреодолимо притягивали эти вечно изменяющиеся пейзажи; они будили во мне что-то забытое, сокровенное, что-то родом из детства… И мне казалось, будто я уже не прежняя Алла Лисовая, а какой-то другой человек – с более тонкой душой, способный испытывать чувства, прежде неведомые… И еще я ощущала, что и судьба моя будет теперь не такой, какой должна была быть. Меня, как выразился бы писатель женских романов, «томило смутное предчувствие» – и было оно скорее радостным, чем тревожным.

И вот первая часть поездки подошла к концу. Я уже так привыкала ехать, что мне казалось, будто я провела в поезде всю жизнь. И когда мы, наконец, достигли Байкала и вышли на его берег, тело мое продолжало жить в ритме дороги. Ногам моим все время чудился перестук колес, и самой мне казалось, что земля под ногами движется. Оказалось, что подобное происходит не только со мной. «Это так всегда бывает, – авторитетно заявила Ниночка, – организм привык компенсировать стук колес и покачивание пола, а теперь ему этого не хватает. Точно так же штормит моряков, только что сошедших на берег, хотя под ногами у них твердая земля, а не качающаяся палуба корабля.»

Ну а дальше… Дальше началось самое интересное. Причем не просто интересное, а захватывающе интересное. Там, на станции Таванхой, расположенной на берегу Байкала, прибывший поезд уже ожидали ямщики – вроде бы именно так называются эти суровые бородатые мужики с различными повозками, запряженными лошадьми. Те, что были предназначены для перевозки багажа назывались телегами (открытые) и фургонами (закрытые), а то, на чем возили пассажиров, Алексей Иванович (Тимохин), обошедший это изделие по кругу, назвал тарантасом – причем не в качестве оскорбления, ведь именно так и назывался этот полузакрытый экипаж для перевозки четырех пассажиров. Эдакий гужевой аналог междугороднего такси. Тарантасы, ломовые телеги и фургоны для потребностей пассажиров содержала железная дорога, подряжающая местных жителей работать ямщиками. Эх, прокатимся! Раньше-то я такое только в кино могла видеть.

Не успели пассажиры до конца выгрузиться из поезда, как ямщики стали наперебой предлагать нам свои услуги, расхваливая достоинства своих кляч и колесных экипажей. Было их тут с лихвой, так что те, котороые не найдут себе седоков, пойдут домой не солоно хлебавши, а удачливые заработают копеечку для своей семьи. А вот если бы транспорта было меньше, чем пассажиров – вот тогда бы, и к гадалке не ходи, началось бы самое веселое веселье, как в старые и добрые (для нас) времена советского дефицита. Тут же все совершенно по-другому – все есть и очень недорого, только плати. Тот же Алексей Иванович сказал, что это оттого, что две трети российского народонаселения живут натуральным хозяйством, прозябая в нищете, и неспособно вообще ничего покупать, даже самого необходимого. Но стоит хоть немного поднять их благосостояние, как эта благодать изобилия моментально закончится и начнется битва с дефицитом.