Александр Михайловский - Великий князь Цусимский

– Да что вы, Михаил Васильевич… – встревожено покосилась я на своего собеседника, – неужели все настолько… ээ… печально?

– Ну я не знаю, насколько все серьезно… – покачал головой Иванов, – но у него очевидная депрессия – это могу вам сказать, даже не являясь дипломированным психологом. Любой хороший командир должен иметь способности к психологии, а в дипломатии без них вообще никак. Влюблен он в нее был как Ромео в Джульетту, с первого дня их знакомства, ведь женился на ней когда-то вопреки всем обстоятельствам. А теперь… вообразите только – все мечты о счастье, планы, надежды пошли прахом. И вдобавок к тому он теперь знает, что если бы его жена не умерла, их семейное счастье все равно было бы отравлено медленным ядом смертельной болезни их единственного сына-наследника. Не зря Господь прибрал ее, ох не зря.

– Но у него же есть дочери! – воскликнула я. – Целых четыре дочери, которые любят своего отца! Можно ведь жить ради них…

– Э, Алла Викторовна… – как-то досадливо отмахнулся Иванов. – Это вам не двадцать первый век, и Николай II не является обычным обывателем. Сын, особенно если он единственный – это центр внимания и смысл существования для своих родителей, ведь он наследник, продолжатель рода и так далее… А дочери – это так, бесплатное приложение к сыновьям; все равно рано или поздно их распихают замуж и вздохнут облегченно, потому что забота о них с того момента возляжет на мужей. Неудивительно, что после этой трагедии Николай считает, будто его жизнь кончена. Сейчас это не человек, а какое-то привидение. Наверное, он бы уже свел счеты с жизнью, если бы не боялся Божьего Суда – а боженька-то такие вещи совсем не одобряет, потому что считает дезертирством, побегом с фронта…

Михаил Васильевич невесело усмехнулся и добавил:

– Даже если Николай это и преодолеет, то у него будет только одна дорога – в монастырь. Ибо прежним ему, я думаю, не стать уже никогда.

После этих слов мне вдруг стало так жаль этого несчастного царя… А ведь я неизбежно встречусь с ним однажды. Как же мне общаться с ним? Ужасно сложно общаться с малознакомыми людьми, которые потеряли кого-то из своих близких и горячо любимых. Страшно становится от той неизбывной тоски, что застилает их глаза и темной тенью ложится на лицо. Не знаешь, как себя вести, что сказать… Понимаешь, что все слова поддержки и утешения будут скудны и убоги для того, чтобы в полной мере выразить соболезнование и участие… Но рано или поздно я все равно столкнусь с ним – с Николаем II. И все-таки лучше узнать побольше перед тем, как встретиться лицом к лицу…

Мы с Ивановым свернули на узкую тропинку, ведущую вокруг Фасадного пруда. Собственно, нам еще было о чем поговорить, кроме наших служебных дел. Кроме всего прочего, мой спутник знакомил меня с географией этого прекрасного парка, объясняя, что где находится. Похоже, за сорок с лишним дней своего пребывания в Царском селе он исходил это место вдоль и поперек.

Таким образом, беседуя, мы по берегу обогнули Фасадный и Детский пруды, после чего углубились в такую часть парка в которую, похоже, совсем не часто забредали люди. Деревья здесь росли густо, и представляли собой почти настоящий лес. Тут даже было как-то прохладней, чем в любом другом месте вокруг Александровского дворца…

Мы шли по узкой тропинке, петляющей между деревьями, и каперанг Иванов увлеченно излагал мне историю Царского села, его дворцов и окружающих их парков. Мне было безумно интересно, но внезапно мой спутник остановился и с напряженным выражением лица принялся смотреть куда-то вперед. Я проследила за его взглядом и заметила мелькающий за деревьями силуэт приближающегося к нам человека. Дополняла силуэт винтовка, висящая на плече у незнакомца.

– А вот и он, собственной персоной, – будничным тоном произнес Иванов, многозначительно посмотрев на меня.

– Кто – он? – я почему-то сделала вид, что не поняла, о ком он говорит.

– Николай Александрович, Император Всероссийский, кто же еще! – ответил каперанг Иванов, сосредоточенно наблюдая за приближающимся человеком.

Я последовала его примеру. В голове проносились мысли: «Неужели вот сейчас, через несколько минут, я собственными глазами увижу настоящего, живого Императора всея Руси?! И даже смогу с ним поговорить? И, если захочу, даже… его потрогать?» Ничего я собой не могла поделать – вот имелся у меня некий пиетет перед личностью Всероссийского Самодержца, хотя и фигура его в истории была крайне неоднозначной. В школе, помнится, нам внушали, что это был кровавый деспот, тиран, виновник Ходынки, Кровавого воскресенья, Цусимы, Ленского расстрела и вступления России в абсолютно ненужную ей Первую мировую войну. И свергнут он был даже не восставшим народом, а назначенными им же министрами и генералами. Но потом я узнала подробности зверского убийства бывшего царя и его семьи в 1918 году, и мое отношение к этой личности несколько изменилось. Это говорило во мне что-то женское, жалостливое – ведь никто не заслуживал такой ужасной смерти, особенно дети! Тем более никого лично ни царь, ни его жена с дочерьми не убивали; Николай, очевидно, просто был, мягко выражаясь, не очень хорошим правителем… Словом, я очень волновалась перед встречей с последним из русских царей. Вот сейчас он выйдет прямо нам навстречу! Настоящий Николай II, живой и вполне здоровый!

Невольно я прихорашивалась. Рукой пригладила волосы (яркость которых изрядно побледнела за пару месяцев, проведенных в 1904 году) и одернула блузку. Пожалела, что не напудрила лицо. Ну ничего, зато реснички накрасила… Боже, о чем я думаю! Нужны ему мои реснички! Да он на меня и не посмотрит. Так, скользнет рассеянным взглядом, как по предмету пейзажа – и все. Человек же в депрессии, не до любезностей ему…

Словом, я изрядно нервничала в ожидании неизбежной встречи с Николаем II. Оставалось лишь надеяться, что этот мой мадраж не будет так уж сильно заметен со стороны.

И вот погруженный в свои мысли Николай вышел на нашу тропинку, и, похоже, только тут он заметил, что оказался не один в этой части парка. Кажется, на его лице промелькнуло что-то, похожее на досаду – какого черта, мол, они сюда приперлись? Впрочем, скорее всего, мне и вправду это показалось.

Одет император был в простеганную подпоясанную тужурку и штаны цвета пожухлой травы, а надетая на голову черная кубанка сидела на его голове чуть набекрень. Ружье висело на его плече совершенно естественно, как будто было таким же привычным, как часть тела. Словом, если бы я не знала точно, кто этот человек, то приняла бы его за обыкновенного охотника.

Пока он приближался, я жадно его разглядывала. Поразительно! Он был мало похож на свои изображения, которые мне доводилось видеть. Нет, конечно, сходство присутствовало, но фотографии и картины не передавали и половины той яркой индивидуальности, которая была четко отпечатана на внешности последнего русского императора. На самом деле у него были глубокие глаза мыслителя – сейчас подернутые дымкой печали, но все равно живые и выразительные. Лицо казалось немного осунувшимся, остро выступали скулы, и под глазами залегли темные тени. Да, он выглядел очень несчастным, каким-то заброшенным, отрешенным, одиноким, впавшим в фрустрацию. Но вот ведь что удивительно – несмотря на все это, он показался мне привлекательным мужчиной. Я отметила для себя, что на картинах и фотографиях почему-то не заметно, какая у него на самом деле ладная фигура. Да, собственно, не так уж много я видела этих фотографий… Но в реальности Николай II, безусловно, оказался лучше в плане внешности, чем я ожидала – как-то мужественней и благороднее, что ли… И даже печаль была ему к лицу – она придавала его образу мрачного очарования, делая его похожим на какого-то романтичного Темного Рыцаря, заколдованного злыми чарами…