Георг Айказуни - Начни действовать. Части 1 и 2

— Ген, причем ты и безопасность Саши?

— Это долгая история.

— Я не спешу, рассказывай. Только пойдем в столовую — становиться холодно.

В уютной столовой, находившейся на первом этаже административного здания, они устроились за угловым столом в конце зала. Посетителей было мало. Петренко с согласия Анны купил две чашки черного кофе.

— Мы о покушение на Сашу узнали на следующий день от Генерального представителя Пономарева. Тогда я в первый раз увидел, как, не скрываясь ни от кого, Константин Георгиевич молиться за спасения жизни Саши. Через неделю нам сообщили, что Саша…, я увидел, как Георгиевич плачет. Все пилоты стояли с ним рядом. Он посмотрел каждому из нас в глаза и произнес фразу, которую я не забуду никогда. — «Нет правды на земле, если такие люди как Александр погибают, а подонки, убившие его, продолжают жить и радоваться». Тогда он рассказал нам, какой был на самом деле Саша. Никто из нас не знал, что он втайне от всех заботился о каждом из нас. Оказывается, он работал на трех руководящих должностях и получал очень высокую заработную плату. Часть отправлял своему детскому дому, часть передавал Георгиевичу, и совсем малую часть тратил на вас вдвоем.

Мы то думали, что одежду, обувь, дополнительное питание, получаем от аэроклуба. Когда нас приняли на работу в управление авиации, как пилотов авиаотряда с заработками у нас все стало нормально. Дело даже не в материальной помощи. Оказывается, он заботился о нашей учебе, работе и условиях проживания, знал о нас практический всё. Они с Георгиевичем для каждого из нас разработали индивидуальную программу развития не только мастерства пилотирования, но и общеобразовательного уровня.

Я ведь его ненавидел сначала, считал, что больше всех он придирается ко мне, заставляет заниматься по более сложной программе. Помню, когда Георгиевич заметил, с какой ненавистью я смотрю на него, сказал — «Дурак, он считает тебя талантливым пилотом и делает все, чтобы твои таланты раскрылись!». После этого мое отношение к нему постепенно начало меняться. Можно сказать, мы даже подружились. Хотя нет, я относился к нему как старшему брату, который вроде свой, но все хорошее в первую очередь достается ему. Одним словом — завидовал. Даже к тебе ревновал и считал, что он тебя не достоин. Смешно, но ты не была в моем вкусе, я люблю светловолосых дородных девушек, чтобы было за что ухватиться.

— Спасибо, я польщена! Как был балаболом, так им и остался…

— Не обижайся, Аннушка, я действительно тебя сильно люблю, но по-другому, как сестру. — После этих слов взгляд у Петренко замутился. Он выдержал паузу и заговорил с металлом в голосе. — Я ведь ненавижу большевиков. Я жил на Херсонщине, со своей семьей. В 29 году они раскулачили мою семью, назвав нас кулаками, при наличии одной лошади и одной коровы на семью из шести человек, только за то, что батя в колхоз вступать отказался, чтобы мы с голоду не померли. Погнали нас в Сибирь поздней осенью. До Сибири никто не дошел. Сначала от лихорадки умерли младшие братик и сестренка, потом мать и старшая сестра, на которую ты очень похожа. Когда умирал батя, попросил мне выжить любой ценой, чтобы наш корень до конца не высох. Не буду рассказывать как, но я выжил и добрался до Москвы. У меня есть друг Колька, мы с ним выживали вместе, он знал обо мне все, а я о нем. Нас поймали и определили в детский дом.

В 31 году я впервые в газетах увидел фотографию Саши, тогда он стал победителем всесоюзного чемпионата по авиационной акробатике. Там было написано, что он тоже сирота, как и я детдомовский. Мне захотелось увидеть его, мы с Колькой начали убегать из детского дома и целыми днями находились в центральном аэродроме. Но нам не удавалось с ним встретиться. Оказалось, он занимался с пяти до восьми утра. В итоге в один из воскресных дней мы увидели его, кстати, рядом с тобой. Мы с раскрытыми ртами смотрели на вас и не заметили, как рядом с нами появились сотрудники безопасности из его личной охраны. Они давно следили за нами. Тогда я впервые познакомился с Кириллом Алексеевичем. Колька хороший парень, но слабохарактерный. Разболтал все, что знает обо мне и о себе. Я потом от Георгиевича узнал, что Саша, узнав про нас и наши истории, попросил нас пристроить в аэроклуб. Колю сразу потянуло к техническому персоналу, он после окончания школы устроился на работу техником. А я мечтал научиться летать, как Саша и стать таким же знаменитым, но не представлял, что такое научиться летать как он и через какие муки мне предстоит пройти. Ты знаешь, как они с Георгиевичем умеют гонять, но к Георгиевичу я относился с уважением, а со временем как ко второму отцу. Считал, что это он пожалел меня и принял в авиаклуб, а к Александру мои чувства менялись от восхищения к ненависти с переходом на зависть. Он особенно гонял меня из-за низкого уровня образованности. Мне было стыдно признаться, что семилетку я окончил, мягко выражаясь, условно. Единственному, чему я научился, это медленно читать по слогам. Оказывается, он знал и об этом, специально оплачивал мои частные уроки у учителей, а я думал, что это за счет клуба. О многом мне тогда рассказал Константин Георгиевич. О том, что Саша знал, что с ним случиться и оставил ему конкретные инструкции для каждого из нас, по поводу меня — особую. Я даже не думал, что он меня считает талантливым пилотом и просил Георгиевича глаз с меня не спускать, пока не достигну того уровня, которую он считал достойным моим способностям. В тот день мне было стыдно, я закрылся в номере гостиницы и плакал как ребенок. Оказывается у меня был настоящий старший брат, который все время заботился обо мне, а я его сначала ненавидел, а потом завидовал и ревновал. Зная, что жить ему осталось недолго, он позаботился обо мне, хотя за все время нашего общения не одного теплого слова в свой адрес от меня не услышал. Я тогда принял решение отомстить за него. Через Георгиевича обратился в службу безопасности и меня вызвали в Москву. Ты почему плачешь, Аннушка?

— Извини, я не знала, как тебе было трудно! Считала тебя заносчивым, а ты… Ген, что мне делать с Сашей, он слишком правильный, так не бывает. Сказать, что я люблю его — ничего не сказать. Я ведь хотела покончить собой, если бы он не выжил потому, что уверена, что не смогу жить без него. Я понимаю, что это не правильно, но ты не приставляешь, как трудно быть с ним рядом! Знать, что он твой и не твой одновременно. Он умный и очень осторожный, но не железный. Результатом его единственного срыва стало покушение на него.

— Ты про официальный прием?

— Да, ненавижу этот день, хотя… он все равно сорвался бы. Трудно представить, в каком напряжении он живет. Так не бывает, но он такой и вряд ли изменится.