Иван Оченков - Конец Смуты

– Бедная…

– Уже нет. Она теперь мне служит, а потому, кто ее обидел, тот со мной дело иметь будет. Косого я сам накажу, а ты впредь в драку не лезь попусту, понял ли?

– Понял.

– Ну, ступай.

Романов с готовностью встал, потом было развернулся, но, так ничего и не сказав, вышел вон. Глядя в спину нескладному парню, я пытался понять, кинется он матушке в ноги по приезде в Москву, прося разрешения жениться, или нет…

– Вы позволите мне войти? – прервала мои размышления Лизхен.

– Да, конечно, входи, девочка. Ты что-то хотела?

– Нет, я пришла узнать, не будет ли у вашего величества распоряжений.

– Пожалуй, будет одно, но не сейчас.

– А когда?

– Когда мы окажемся в каком-нибудь мало-мальски крупном городе.

– И что будет угодно вашему величеству?

– Мое величество повелит сшить тебе красивое платье. Ты ведь служишь у русского царя и мекленбургского герцога, не так ли? Не годится тебе ходить замарашкой.

– О, вы так добры! Однако если это вам угодно, то нет необходимости ждать так долго. Маркитантка Грета прекрасно шьет, и стоит вам только приказать…. Вот только где взять ткани?

– Не волнуйся, милая, мы что-нибудь придумаем. Скажи Грете, чтобы она подошла завтра.

– Как прикажете, ваше величество. А будет ли позволено мне спросить?

– Отчего нет, спрашивай.

– О чем вы говорили с этим молодым дворянином, который заступился за меня?

– Я вижу, ты поняла, что случилось?

– Ну я ведь не дура, ваше величество – пусть я и не понимаю языка, догадаться совсем не трудно.

– Я поблагодарил его за рвение, но сказал ему, что раз ты служишь мне, то я сам о тебе позабочусь. Все, ступай.

Выйдя из шатра, я снова наткнулся на постельничего, ожидающего моего выхода с самым преданным видом.

– Хорошо, что ты тут, Матвей… как тебя по отцу-то?

– Иванов я сын, государь.

– Так вот, Матвей Иванович, вели Семку кликнуть.

Постельничий поклонился и тут же исполнил приказание. Когда слуга появился, я внимательно посмотрел на него и пришел к выводу, что Косой – это не фамилия. Один глаз его и впрямь косил, губу украшал кровоподтек, а лицо выражало полнейшее почтение.

– Какого ты рода, Сема?

– Так дворцовые слуги мы, государь – и отец и дед мой исстари царям да великим князьям служили.

– Эва как! Ну что же, служишь ты исправно, думаю, надо тебя пожаловать. Чего тебе тут объедки подбирать? Пожалуй, я тебя в стрельцы произведу, да сразу в начальные люди. А ты сегодня же ночью их в бой поведешь, а то застоялись мы тут, под Белой. Возьмешь крепость – и выше чином пожалую, а погибнешь с честью, так с честью и похороним!

Подбоченившийся при первых словах слуга тут же сник и, кинувшись в ноги, заревел белугой:

– Не губи, государь! Мы завсегда верой и правдой во дворце служили…

– А если твои предки во дворце служили, то чего ж они тебя язык за зубами держать не научили? Запомни, пес: на тех людей, что со мною рядом, никому не позволено поносные слова говорить!

– Прости, государь, бес попутал! Не говорил я ничего поносного про ту немку! Бес попутал!

Шемякин, с интересом слушавший нас, кажется, сообразил, в чем дело, и, неожиданно схватив кающегося слугу за шиворот, вынул засапожник и, глядя на меня, спросил:

– А может, ему язык укоротить?

– Сам смотри, – отозвался я, – ты постельничий. На тебе порядок, с тебя и спрос! Ладно, не казни пока, но при следующей вине – вспомни и об этой.

Заполненный нежданными хлопотами день подходил к концу. В быстро наступающих сумерках казаки Михальского готовились к ночному поиску. В помощь им были приданы пушки и две роты стрельцов. Полк Гротте я пока не трогал, они хоть и мои люди все же, а жалованья пока не видали. Не стоит давать наемникам повод для беспокойства.

– Надеюсь, вы не собираетесь идти в первых рядах, мой кайзер? – спросил фон Гершов, подозрительно глядя на то, как я снаряжался к бою.

– Нет, дружище, но я не люблю сюрпризов, а потому хочу быть к ним готовым, – отвечал я, надевая шлем.

Трехчетвертной вороненый доспех, кавалерийская шпага на поясе. Верные допельфастеры в ольстрах и пара одноствольных пистолетов поменьше за поясом. С таким арсеналом я не боялся встретиться лицом к лицу с полудюжиной противников. Ну а что – стволов-то как раз шесть! Кароль и Никита снаряжены примерно так же, разве что пистолетов поменьше. Михальский уже ускакал со своими башибузуками вперед, оставив со мною Панина. Миша тоже крутится где-то неподалеку, в богатом панцире и украшенной чеканкой иерихонке. Зная о его «ловкости», я велел ему держаться сзади, дабы ничего не испортить.

Передовые наши отряды уже под стенами, и осаждающие не могут их не видеть, но огня по ним никто не открывает. Терпение – одна из главных добродетелей солдата, и я терпеливо жду известий от своих людей. Наконец прибегает нарочный от Корнилия с известием, что наши люди уже внутри. Как оказалось, поврежденные ворота были завалены всяким хламом, и солдаты Дугласа пустили казаков в ту же калитку, в которую ходили на вылазку. Вторые ворота охраняют сами поляки, так что там пока не пройти. Когда наконец казаков становится достаточно много внутри крепости, они внезапно атакуют жолнежей у вторых ворот. Те не ожидают нападения изнутри, и вскоре ворота широко распахиваются, пропуская внутрь осаждавших. В крепости поднимается шум, но вскоре все кончено. Убедившись, что сопротивление бесполезно, поляки и литвины бросают оружие. К тому же, как оказалось, многие из них были пьяны и проснулись уже пленными. Светало, когда их, связанных и безоружных, стали выводить под конвоем шотландцев и казаков и передавать стрельцам. Следом из крепости вышли и тут же построились для присяги наемники. Вышедший к ним Барни Дуглас развернул контракт и стал громко зачитывать своим людям, ловящим каждое его слово. Все приняты на русскую службу прежними чинами с сохранением жалованья. Отдельно оговорено, что расчет будет произведен сразу же по прибытии в Смоленск. Наемники дружно кивают и под пение капеллана присягают новому работодателю. Почти все переходят на другую сторону не в первый раз, так что процедура знакомая и даже почти рутинная.

Несколько отдельно стоят мои бывшие сослуживцы во главе с Карлом. Тот смотрит на меня немного настороженно: видимо, опасается.

– Здравствуй, Карл, – приветствую я его, – рад видеть тебя в добром здравии!

– Ваше величество, – склоняется тот в поклоне, – ваши слова – большая честь для бедного наемника.

– Здравствуйте, друзья, – обращаюсь я к рейтарам, знакомым по прежним временам, – а где этот старый мошенник Шмульке?

– Я здесь, мой кайзер, – тут же отозвался мой бывший капрал.

– Я скучал по тебе и твоей науке.

– А я рад, что мне удалось вас чему-то научить. Вы были хорошим рейтаром, ваше величество, и надеюсь, будете не худшим командиром.