Евгений Ходоровский - Раднесь (СИ)

— Не бойся, шарик неопасный, — улыбнулось привидение. — Как дела?

— Нормально, — машинально ответил Артём, но тут же спохватился. — Иван, да как же ты? Что с тобой? Это ты?! Как ты сюда попал?

— Захотел, вот и попал, — ответил Хоза Лей коротко на последний из торопливой череды вопросов Артёма.

— Ты постарел, — вдруг заметил Артём и подошёл ближе.

— Эх-х-х… ничто не вечно под луной. Этпос-ойка [13] Божество месяца или Луны — мансийск. осыпал серебром и мои волосы, — дух снял шаманскую шапку и показал седую голову. — Присядь, поговорим.

— С удовольствием! — окончательно придя в себя, воскликнул Артём, присаживаясь на топчан рядом с мерцающей голограммой Хозы Лея. — Я так скучал по тебе, Иван! Почему ты не пришёл раньше? Мне нужна была твоя поддержка.

— Я следил за тобой с того самого момента, как ты вернулся в своё тело. Но ты был не готов к тому, что я хочу тебе сообщить. Да и мне не до тебя было, если честно. Прости, друг… Но вот настал момент, когда ты в состоянии всё исправить.

— Исправить? — удивился Артём.

— Да, — дух вздохнул. — Ну и натворили мы с тобой делов! И ты оказался во всём прав: я женился, у меня родилась дочь, я стал вождём племени вместо Килима, и амулеты я раздал… Я тебе лучше по порядку всё расскажу.

Хоза Лей искоса с ухмылкой глянул на оторопевшего парня. Артём во все глаза смотрел на шамана, приготовившись ловить каждое его слово, и он стал неспешно рассказывать.

После того, как сознание Артёма покинуло голову Ивана, события разворачивались крайне благоприятно. Иван отчаянно влюбился в младшую дочь хона вогульского племени. Её звали Агна, и она оказалось очень способной к восприятию тонкого мира, тайные знания, когда она была ещё маленькой девочкой, ей передала её мать. Более того, юная вогулка ответила искренней взаимностью, ведь она влюбилась в Ивана с первого взгляда, когда увидела его в тусклых отблесках очага в княжеском чуме, с любопытством выглядывая из-за полога, отделявшего женскую часть чума.

Свадьбу сыграли практически через пару месяцев, когда воодушевлённые могущественным шаманом вогулы с лёгкостью вышибли проклятых зырян со своих родных северных просторов. После этого их остатки решили осесть на Лопынг-реке, но южнее вотчины племени Килима, основали там городок [14] Позднее вогулы прозвали городок Саранпавыл (ныне Саранпауль), что, если дословно, означает зырянский (саран) посёлок. , усмирили свою гордыню, и подружились с окружающими их племенами манси. Килим, видя причину возрождения своего племени в пришлом всесильном шамане, потребовал у соплеменников, чтобы они согласились снять со старика ответственность за них, и провозгласить Ивана и Агну новыми властителями. Никто не возражал, более того, вогулы ликовали, когда старый хон принял такое решение.

Спустя год у Агны и Ивана родилась дочь, её назвали Прасковьей. Могущество шамана росло, усиленное недюжинными способностями жены Агны, не задумываясь над последствиями следовал он по Пути Предназначения, уничтожая зло и утверждая повсюду добро. Но однажды открылась ему страшная истина. Пришлось ему вновь повстречаться в Приграничье со страшным чёрным порождением ада — упырём, пожиравшим чистые души. Но не стал сопротивляться старый упырь мечу предназначения в руках Ивана, но упросил его выслушать и смилостивиться. По словам чёрного духа, он вовсе не упырь, а менкв. Когда-то давным-давно договорился с менквами повелитель царства мёртвых Куль не допустить нового разрушения мира, которое подготавливал верховный бог Нум-Торум, в очередной раз разочаровавшийся в своих творениях — людях, населявших Землю. Чтобы этого не допустить, упросил он Калтысь-экву разделить мир на две части, и сделать так, чтобы духи не могли больше проникать в мир людей, а между мирами, в Приграничье разместить стражников — менквов, чтобы предотвращали они любые попытки нарушить границу. Но Нум-Торум и не думал сдаваться, для этого он подыскивал среди людей одарённых, таких как Иван, чтобы с их помощью уничтожать стражей Приграничья, и чтобы не было преград ворваться в мир людей со своим светлым воинством и уничтожить людей. И для этого вёл Ивана-шамана Путь Предназначения, сотканный из благих намерений Нум-Торума, ибо, если быть уж до конца честными, заслуживало человечество своего незавидного конца.

Не стал убивать Хоза Лей старого менква, отпустил его восвояси. Вдруг всё перевернулось в его сознании, чёрное стало белым, доброе стало злым. Меньше всего хотелось Ивану теперь следовать предназначению, которому подчинил его своенравный Нум-Торум. И не заладилось всё в его жизни с того момента, как перестал Иван следовать указаниям Пути Предназначения, прогневил его поступок светлого владыку, и поэтому наслал он на Ивана всевозможные несчастья. Сначала умерла его жена Агна, поражённая редкой для северных мест молнией, войско вогулов под предводительством Ивана терпело поражение за поражением от участившихся стычек с казачьим воинством с Русской земли. Подбирался обозлённый Нум-Торум и к любимой дочери Прасковье, еле успел на помощь Иван, когда на неё напал голодный медведь-шатун. Испугавшись за жизнь Прасковьи, в вспышке неконтролируемого гнева убил Иван священное для Пор-махум животное в неположенное время. Боясь, что проклятый духами шаман навлечёт ещё большие беды, вогулы стали трусливо просить Ивана покинуть племя, уйти в изгнание.

Похоже, что в эти моменты своей неоднозначной судьбы Иван попал в похожую с Артёмом ситуацию, когда до сих пор любящие его и любимые им люди стали отворачиваться от него, стали избегать и даже открыто ненавидеть. С большим трудом Хоза Лей принял решение вновь стать отшельником, уйти в тайгу, опять уединиться в жалкой лачуге недалеко от сумрачной Пелым-реки. Печальнее всего было видеть перемены в отношении к нему в поведении своей дочери Прасковьи. Кое-как удалось ему уговорить её оставить от него на память один из шаманских амулетов.

— Чувствовать стал я, понимаешь, — печально свесив голову продолжал свой рассказ Хоза Лей, — что амулеты неспроста у меня появились. Они будто бы утягивали меня в сторону от моего решения уйти с Пути. Я решил избавиться от них, но, разделив, отдать их в хорошие руки. Что-то не дало мне их просто выкинуть или уничтожить. Следующим же летом после моего ухода из племени отдал я второй амулет старику Архипу, когда мы с ним встретились на его пасеке.

— И что, легче стало? — вставил вдруг внимательно слушавший каждое слово Артём.

— Не знаю. Легче не стало. По-другому всё стало. Как будто до этого на меня кто-то всё время смотрел с любовью и жалостью одновременно, а после этого отвернулся от меня. Я всеми покинут, никому не нужен, моё существование лишено всякого смысла.