Леонид Уманский - Ловушка времени

– А мне кажется, мы сюда для того и прибыли, чтобы переделать историю. Разве не так? – заметил я.

– Послушай, не надо передергивать, – невозмутимо улыбнулся в ответ Кравченко, – я ставлю перед собой куда более скромные цели.

– Не сказал бы, – возразил я.

Мы, наверное, еще долго бы спорили, если бы подошедший человек не отвлек наше внимание. Он начал что-то быстро говорить Йуде, причем явно на повышенных тонах.

Это был очень молодой человек, думаю, ему было не больше двадцати. Одет он был скромно, в тунику, пошитую из ткани, напоминающей мешковину. При взгляде на его одежду у меня сразу возникла ассоциация со словом «рубище». Внешне незнакомец сильно смахивал на разбойника. Волосы и борода его были всклокочены, глаза горели недобрым огнем, движения были резкими и агрессивными.

Кравченко повернулся в его сторону и стал что-то ему объяснять. Парень внимательно слушал, и через некоторое время я с облегчением заметил, что он стал успокаиваться.

Вскоре все мы уже сидели вместе и мирно закусывали. Оказывается, у Йуды в пещере был запас пищи и воды на случай длительного пребывания. Трапеза была скромной, фактически она состояла из хлеба и воды, но мы были рады и этому.

За едой и разговорами незнакомец показался нам не таким уж и страшным, просто он был сильно напуган нашим появлением. Постепенно выяснилось, что наш новый знакомый, которого, кстати, тоже звали Йудой, и хозяин дома – земляки. Оба они родились в Галилее *.

Как потом объяснил мне Кравченко, Галилея в то время представляла собой нечто вроде провинции Иудеи. Помимо евреев там было очень много язычников. Евреи и язычники, живущие в Галилее, находились в сложных отношениях друг с другом. Эти отношения можно было охарактеризовать двумя словами – взаимная неприязнь.

Евреи, всегда относившиеся к язычникам с пренебрежением, считавшие их примитивными и дикими, получали от них в ответ недоверие, а нередко и враждебность. Однако, живя бок о бок, галилеяне научились ладить друг с другом, и все бы ничего, если бы иудейские евреи не вмешивались в эти отношения.

Жители Иудеи относились к галилейским евреям как к людям второго сорта и называли их «народом земли», а проще говоря, «быдлом». Во многом это отношение было обусловлено именно тем, что галилейские евреи жили среди язычников и умели с ними ладить. Кроме того, уровень жизни – если можно применить этот термин к античным временам – галилейских евреев был гораздо ниже, чем иудейских. Галилеяне платили в римскую казну непомерно высокие налоги, разорявшие их.

Однако стремление к свободе у галилейских евреев всегда было очень сильным, недаром именно в Галилее начинались все смуты и беспорядки. Если в Иудее народ кое-как мирился с римским господством, отстаивая главным образом религиозную свободу, то в Галилее люди стремились к настоящей независимости и не хотели терпеть власть Рима. Поэтому там постоянно зрели бунты, которые время от времени распространялись на всю страну.

Именно в Галилее зародилась секта зелотов, или ревнителей, которые готовы были либо погибнуть с оружием в руках, либо отстоять свою независимость и освободить страну от римского владычества. Основателем секты зелотов был некий Йуда Галилеянин, личность историческая и незаурядная.

Этот Йуда поднял мощнейшее восстание в начале нашей эры в знак протеста против переписи в Иудее, объявленной римским наместником Квиринием. Ясно, что перепись была нужна римским властям исключительно для определения величины налогов.

Возможно, именно эта перепись и отмечена в Евангелиях как событие, совпавшее с рождением Иисуса.

Восстание было, конечно, сурово подавлено, но Йуду не поймали, секта зелотов не была разгромлена, а продолжала свое существование вплоть до самой Иудейской войны *, закончившейся разрушением Второго Храма.

В разговоре выяснилось, что молодой бунтовщик Йуда приходится Йуде Галилеянину близким родственником, а именно племянником, и даже был назван в честь знаменитого Йуды.

В ответ на вопрос Кравченко о судьбе Йуды Галилеянина племянник сказал, что тот утонул в болоте в устье реки Иордан, когда прятался от преследования римлян.

Глава 9,

в которой мы превращаемся в туристов

Эту ночь и весь следующий день мы провели в пещере. Сразу после ужина стали готовиться ко сну. Наш хозяин Йуда притащил откуда-то два тюфяка – для нас с Кравченко. Одеял и подушек, разумеется, не было.

Факелы давно погасили, горела только лампадка, прикрепленная к стене, но света она давала ровно столько, чтобы освещать саму себя. Разумеется, у нас собой были электрические фонарики, но пользоваться ими мы не могли.

Мы завернулись в плащи и легли. Тюфяки были тонкие, поэтому лежать было неудобно и жестко. К тому же мне безумно хотелось помыться и почистить зубы – я физически ощущал на теле и на лице грязную и пыльную корку. Но не мог же я пожаловаться Кравченко, он-то ничего, терпит.

– Володя, – шепотом позвал я, – а вдруг здесь есть крысы? Нам нельзя спать, еще укусят, а прививку от бешенства сделать негде.

Я прислушался, но в ответ услышал лишь ровное дыхание Кравченко. Ну и нервы у него! Мне стало тоскливо, захотелось обратно в свою кровать, в свою квартиру, в свое время, наконец...

Проснулся я от яркого света – наш хозяин зажег факел. «Наверное уже утро» – подумал я, потому что Йуда стал суетливо доставать еду.

После завтрака, который опять состоял из хлеба и воды, началось томительное ожидание. Оба Йуды, казалось, спокойно переносили вынужденное безделье, мы же с Кравченко просто маялись.

Ирония судьбы – попасть в Древнюю Иудею, перенестись во времени на две тысячи лет назад... – и ничего не увидеть, а вместо этого прятаться, отсиживаясь в темной пещере.

Именно там, в темной, промозглой пещере, пока мы коротали утомительное и монотонное ожидание разговорами, я узнал удивительную историю семьи Кравченко.

В 1945 году Богдан Кравченко, боец 1-го Украинского фронта, освобождал Освенцим. Потрясение, которое он тогда пережил от увиденного, в один день превратило его из мальчишки в мужчину.

Там Богдан познакомился с Сарой Лурье. Она была его ровесницей, но выглядела лет на десять младше. Богдан поначалу и принял ее за маленькую испуганную девочку с тонкими ручками, прозрачной кожей и глазищами в поллица.

После войны он разыскал Сару, женился на ней и увез в Киев. А через несколько лет у них родился сын Владимир.

О матери Кравченко рассказывал с такой нежностью, что у меня даже сердце защемило. А отцом он гордился. Я понял, что отец стал для него примером, образцом настоящего мужчины, и именно на него Кравченко равнялся в своей жизни.

Утром третьего дня наш хозяин отправился на разведку, чтобы выяснить, долго ли нам тут придется скрываться. Пока его не было, Кравченко стал расспрашивать галилеянина об Ииусе. Молодой Йуда уже не дичился нас и охотно отвечал на вопросы. Оказывается, он хорошо знал Иисуса.