Леонид Уманский - Ловушка времени

Тали получала большое удовольствие от этого неожиданного путешествия. Ей так надоело сидеть взаперти и изображать благочестивую жену. Теперь же она своими глазами увидит родину предков! С восторгом смотрела Тали по сторонам, удивлялась обилию зелени и радовалась как ребенок.

Чем ближе караван подходил к городу, тем большее волнение испытывал и Кравченко. Ему предстояло попасть в Иерусалим времен Второго Храма. Он давно ждал этого момента. Как, должно быть, великолепен Храм, строившийся много лет по приказу царя Ирода Великого! Мудрецы того времени говорили: «Кто не видел Храма, построенного Иродом, тот не видел красоты». Вот-вот он увидит красоту!

Ешуа ехал молча, погрузившись в свои думы. Решил ли он что-нибудь, поверил ли Кравченко и Тали – понять было невозможно.

В середине пути сделали привал. Караван остановился на небольшом постоялом дворе, где путники смогли отдохнуть и перекусить.

После трапезы Тали отвела Кравченко в сторону и спросила:

– Владимир, а что должно произойти с Эльазаром? Я что-то не очень поняла.

– Разве ты не помнишь, что написано в Евангелии о воскрешении Лазаря?

– Да, была там какая-то легенда об ожившем человеке.

– Вот Ешуа его и оживит!

– Нет, серьезно? – глаза Тали от удивления округлились и заблестели, как будто Кравченко был знаменитым фокусником.

– Куда уж серьезней, Тали... Я пока и сам ничего не понимаю. Давай наберемся терпения и завтра сами увидим, что произойдет. – Кравченко улыбнулся, но глаза у него при этом оставались серьезными.

Караван подошел к Иерусалиму, когда уже совсем стемнело. Решили заночевать в городе, а наутро отправиться в Бейт-Анию, расположенную километрах в трех-четырех от Иерусалима. Хождение по загородным дорогам ночью было небезопасно.

По традиции, перед тем как остановиться на ночлег в Иерусалиме, паломники отправлялись на Храмовую гору. Караван, с которым наши путешественники прибыли в Иерусалим, тоже устремился к Храму. По дороге в руках у паломников появились пальмовые ветви, и все стали размахивать ими с криками ликования.

У подножия Храмовой горы люди спешились и вошли в ворота, которые вели на Внешнюю площадь Храмового комплекса, с трех сторон окруженную высокой колоннадой. Иногда эту площадь называли Двором язычников. Сюда допускались все прибывшие в город: и евреи, и язычники, не требовалось даже ритуального очищения.

Двор язычников отделялся оградой от другой площади, которая находилась уже ближе к Храму и называлась Женским двором. Туда допускались только евреи, мужчины и женщины, прошедшие ритуальное очищение в специальных бассейнах.

На ограде, отделявшей Женский двор от Двора язычников, было написано по-гречески и на латыни, что для неевреев вход на Женский двор категорически запрещен под страхом смерти. Храмовые священники получили даже разрешение римских властей казнить каждого нееврея, который ослушивался приказа и входил на территорию Храма.

За Женским двором, еще ближе к Храму, располагался Мужской двор, куда допускались только мужчины-евреи, причем ритуально чистые. Женщины на этот двор не допускались никогда.

Следующим двором, примыкавшим уже непосредственно к Храму, был Двор священнослужителей. Туда допускались только храмовые жрецы и никто другой.

Как только наши путешественники вместе с другими паломниками ступили на Внешнюю площадь, или Двор язычников, заиграл храмовый оркестр и запел хор. Так было принято встречать большие караваны паломников. Музыканты играли на струнных инструментах, напоминавших лиры, трубили в трубы. Песнопения делали обстановку еще более торжественной.

В соответствии с традицией паломники обошли Внешнюю Храмовую площадь, подошли к ограде с предостерегающей надписью, полюбовались на грандиозный Храм, возвышавшийся над городом и сверкавший в ярком свете луны каким-то неземным блеском, и отправились искать место для ночлега.

Перед Песахом в Иерусалим стекалось много паломников, поэтому найти ночлег было непросто. Но забота о размещении приезжих целиком лежала на городской власти, то есть на священниках, а они относились к этому серьезно. Во время больших паломнических праздников все жители Иерусалима были обязаны предоставить часть своей жилой площади под ночлег для паломников, причем было запрещено взимать за это плату, разрешалось лишь получать подарки.

Так что нашим героям довольно быстро удалось найти комнату, в которой они смогли переночевать.

На следующее утро, едва проснувшись, Ешуа стал собираться в Бейт-Анию. Кравченко и Тали вызвались его сопровождать.

– Ешуа, – сказал Кравченко перед выходом из дома, – надеюсь, ты помнишь, о чем мы договорились. Мы приходим в дом Эльазара, и ты узнаешь, что он уже несколько дней как умер. Ты подходишь к склепу, в котором он похоронен, и произносишь: «Эльазар, выходи».

Ешуа ничего не ответил.

Селение Бейт-Ания отделяла от Иерусалима Масличная гора. Собственно, горой ее можно было назвать с большой натяжкой. Это была просто невысокая возвышенность к востоку от Иерусалима. Отсюда была проложена дорога, тянувшаяся до самого Иерихона. По ней и пошли наши герои.

Дорога проходила через живописную местность. На уступах Масличной горы росли оливковые деревья. Это было излюбленное место прогулок горожан. Между деревьями были протоптаны дорожки, кое-где виднелись трактиры, постоялые дворы, общественные купальни.

Во время праздников здесь собиралось очень много народу. Часть паломников размещалась на постоялых дворах, а те, что победней, ночевали в шатрах или прямо под открытым небом.

До Бейт-Ании добирались около часа.

Войдя в селение, Ешуа сразу направился к дому Эльазара, который стоял на окраине, особняком от остальных. Дом был спланирован точно как тот, в котором жили Кравченко и Тали в Эммаусе, только дом Эльазара был примерно в два раза больше.

Постучав в ворота, они вошли во внутренний двор. Там сидели какие-то люди, которые громко приветствовали Ешуа. Лица их выражали скорбь. Навстречу проповеднику поднялась молодая женщина, закутанная в накидку. Край ее одежды был надорван в знак траура.

Она опустилась перед Ешуа на колени и сквозь слезы проговорила:

– Я так и знала, что ты не успеешь, учитель. Умер Эльазар, уже три дня как умер. Сразу после шаббата ночью мы его схоронили. Так и не дождался тебя, бедняга. А как звал, как звал тебя!

Ешуа удивленно посмотрел на Кравченко. Тот наклонился к уху Ешуа и прошептал:

– Скажи, что ты хочешь взглянуть на могилу.

Однако Ешуа еще ничего не успел сказать, как женщина, это была сестра усопшего Марта, попросила:

– Ты бы сходил к его могиле, учитель Ешуа, помолился бы за душу моего брата.