Валерий Лобков - Воительница Ольга. Книга первая

Сейчас этот луг погрузился в тяжелое молчание. На нем собрались те же люди, но их было на сто шестьдесят пять человек МЕНЬШЕ! Готовились запылать костры, но их сейчас называли КРОДЫ! И пели люди знакомые песни, но их сейчас называли ПОМИНАЛЬНЫЕ! И подменили Купальское деревце на ПОГРЕБАЛЬНЫЙ холм, который бал насыпан стараниями тысяч людей рода Береговых Ласточек!

И не стояли, в ту короткую ночь, лицом к кострам, конные сотни дружинников при полном вооружении. И не были прикованы взоры всех присутствующих к самому старому волхву, который неотрывно следил за движением Ярила, стоя на погребальном холме. Сейчас, на закате, все было по — другому!

Князь, тысяцкий, воительница, посадник и старшина, ведя коней под уздцы, вышли вперед и остановились на маленькой площадке перед рядами зловещих крод. Следом вышли десятка два думских бояр, прибывших вместе с князем. Ближе к погребальным кострам, были только волхвы с факелами в руках и и девять молодых женщин в белых одеждах. Это жены погибших, кто решил последовать за душами своих мужей.

Оставив коней, воинские начальники сделали несколько шагов вперед. Людское море замерло. Из него, шевеля на висках волосы, вытекла река заунывной, тоскливой, поминальной песни. Река Смородина! Река забвения! Переправившись через которую, души павших, встретившись с душами предков, должны найти свое вечное пристанище.

Старый волхв на холме поднял руку и звучание поминальной песни начало меняться. В тоскливых звучаниях стали проявляться жизненные мотивы. В заунывных напевах появились живые, солнечные отголоски. Она начала набирать силу, пропитывая все пространство луга.

Волхв опустил руку. Женщины в белом, цепочкой потянулись к погребальным кострам, где в лодках покоились их мужья. По специальным лесенкам взошли на кроды. Им помогали волхвы с зажженными факелами. Неожиданно поднявшийся ветер, развевал их белоснежные одеяния.

Песня перестала быть погребальной! В ней зарокотал гром, сверкнула молния и высветила мужество и героизм погибших братьев! Она больше не рассказывала о смерти, она во весь голос пела о жизни! О светлых богах, о колосящемся хлебе, об утренней песни жаворонка и вечной силе любви! Звук её нарастал, проходил через души людей рода, выплескивался наружу и заполнял весь мир!

Это уже была не поминальная песня! Это бал гимн! Гимн мужеству, героизму, самопожертвованию!

Князь и его окружение, простоволосые, опустились на колени. За ними последовали все люди родов речных ворот. Конные гридни сняли шлемы и обнажили мечи. Гимн крепчал! Казалось, что его подхватила сама родная земля, само небо! Воздух дрожал и колыхался от звуков торжественной песни!

От факелов волхвов занялись первые кроды. Те, на которые взошли девять молодых женщин в белом одеянии. Через короткое время запылали все сто шестьдесят пять погребальных костров. Дым от них, поднимаясь к закатному небу, уносил души героев в царство мертвых.

Люди не поднимались с колен. Гимн не терял свою силу. Род прощался со своими героями! Вечная им слава! Вечная им память!

Воительница покинула луг после того, как погасли все кроды. Не стала ждать закладки праха погибших воинов в погребальный холм. Сослалась на тяжкую усталость и вместе с Домной отправилась домой. Причина, конечно, выдуманная, но веская и понятная для всех. На самом деле, она желала побыть одна. В крайнем случае — с Домной, Лукой и Бутоном. Её смущали и вызывали недоумение восхищенные взгляды соотечественников, которые она постоянно чувствовала на себе. Слишком много в них было божественного восторга и раболепия.

Перед подворьем Домна насторожилась и даже приподнялась в седле своей кобылки, вглядываясь в сгущающиеся сумерки:

— Внученька, глянь на ворота. Мне это кажется или все так на самом деле? Чудно — то как! В первый раз, за свою жизнь, такое вижу! — Ольга вгляделась. И тоже удивилась. Створки ворот, калитка и часть высокого забора, были скрыты под толстым ковром живых цветов! Кто, когда и с какой целью украсил въезд на подворье — не непонятно! Более того: от калитки до самого крыльца, была разостлана широкая, яркая домотканая дорожка, длиной саженей в десять! А весь двор был усыпан охапками луговых и речных цветов!

Женщины замерли сразу за калиткой, пораженные такой красотой и великолепием. Домна откашлялась и, почему — то шепотом, молвила:

— Оленька! А ведь это тебя чествуют! За заслуги твои перед родом! За твое мужество и героизм в битве! О боги! Надо же, такая слава! — И горько расплакалась, закрыв лицо дланями. Воительница обняла дрожащие худые плечи своей приемной, но такой родной бабы и прижала её к себе:

— Успокойся, бабушка Домна! Я думаю, что ты ошибаешься! Не за что меня так славить. Не заслужила я того, чтобы мне коврами дорогу стелили и цветами подворье засыпали! — Старая женщина продолжала всхлипывать, но слезы уже не текли:

— Ну ты скажешь! Если бы ты знала, что о тебе в народе говорят! Отец с Михеем, специально тебя от людей ограждают. Если бы они этого не делали, то тебе не дали бы по земле ходить своими ногами! На руках бы целый день носили! В очередях стояли бы, чтоб к тебе прикоснуться! Уже сейчас, родившихся младенцев, кроме как Найдена и Найденыш, в семьях не называют. Хотели все миром тебе памятник из Караньского розового камня тебе заказать в стольном городе и поставить его на площади перед торжищем. Еле отец народ успокоил и от затеи отговорил!

Но думаю, что не до конца успокоил. Слух идет, что почетных горожан отправят с прошением к князю. А прошение будет о твоей фигуре из розового камня! А ты говоришь — не заслужила! Народ не обманешь. Он мудрый и знает, кому надо поклоняться! — Ольга, пораженная услышанным, в смущении отстранилась:

— Может свернем дорожку, чтобы не пачкать такую красоту сапогами! Она же больших денег стоит! — Домна замахала руками:

— И не вздумай! Сегодня свернем здесь, а завтра вся дорога на улице, половиками устелена будет! Не перечь людям. Они знают, что делают!

Вернувшийся с луга под утро Икутар, был изумлен не меньше женщин. В смущении, пряча глаза, молвил, ожидавшей его в беседке хозяйке:

— Вот так теперь жить придется. Привыкать нам к этому надо! Против воли народа не пойдешь! Да, по — моему, и делать этого не надо! Народ, он всегда прав!

Завтракали блинами, которые макали в сметану или в топленое масло. Можно было использовать еще белужью икру и земляничное варенье. Надо отметить, что Домна была большим специалистом в приготовлении блинов. Они получались у неё пышные, с розоватой корочкой. Она, только успевала доставать, сковородки из печи.

В ворота кто — то постучал. Икутар вытер пот со лба и пошел посмотреть на визитера. За калиткой, спешившись, стоял гридь из сотни Семака. Посадник удивился: