Жюль Лермина - Парижский кошмар

Наконец игуанодон исчез. У фуникулера Бельвю появились другие чудовища… Здесь они замедлили ход… и начали сталкиваться друг с другом — путь был слишком узок для их колоннообразных ног и гигантских туловищ. Пытаясь повернуть, они разбивали витрины магазинов, с грохотом переворачивали веспасьены… Еще немного, и они сравняли бы казармы с землей.

Теснота привела зверей в ярость. Вырвавшись из тисков, они рассыпались в стороны: одни побежали на бульвар Сен-Мартен, другие к Бастилии, а третьи, вслед за игуанодоном, направились на улицы Тюрбиго или Тампль… и везде в панике бежали толпы, лошади волочили внезапно опустевшие омнибусы, извозчики падали с экипажей, вагоновожатые бросали рычаги… В магазинах спешно опускали железные шторы. Над этим неописуемым хаосом раздавалось адское рычание, испуганные крики мужчин, истошные вопли женщин…

Телефонная сеть, телеграф и пневматическая почта разносили по Парижу вести об инфернальном вторжении — новости невероятные и казавшиеся на первый взгляд чьей-то колоссальной мистификацией.

Вызвали войска, выдвинулась Республиканская гвардия… Городские чиновники хотели было бежать из муниципалитета, но все выходы оказались закрыты. Какой-то орниторинх заблокировал станцию метро на площади Республики; раздраженные пассажиры повернули назад и стали требовать деньги обратно…

В то утро месье Лепина срочно вызвали на окраину. Господа Давен, глава Сюрете, Лармион, шеф городской полиции, и Острио, генеральный секретарь, ожидали приказов из министерства внутренних дел. Они спорили и высказывали противоречивые мнения.

Префект наконец вернулся и прошел в свой кабинет с широко раскрытыми навстречу весеннему воздуху окнами, выходившими на набережную. Он только что вернулся с Левого берега, ничего не понимал и недоумевал, почему в кабинете собрались все эти дрожащие чиновники.

— Что происходит? — властно спросил он.

Все заговорили одновременно. Ничего нельзя было разобрать.

— Что? — переспросил префект. — Из зверинца сбежали животные? Львы, медведи, тигры?..

— Хуже! Чудовищные, неведомые звери! Они разрушают Париж, губят население…

Зазвонил телефон. Месье Лепин бросился к трубке.

— Алло? Господин министр внутренних дел!.. Информация?.. Я навожу справки… Как, на бульварах?.. Двадцатиметровая змея в Панорам?.. [44] Старейший крытый торговый пассаж в Париже, открытый в 1800 г. Да, уже выезжаю… Не следует ли срочно предупредить министра военных дел… губернатора Парижа… Да! Да, господин министр, я обо всем позабочусь!.. Немедленно!

Он повесил трубку и повернулся к подчиненным.

— Чем меньше люди понимают, тем больше боятся… Это, должно быть, какие-то дикие слухи, как обычно… Чудовища… где вы видели чудовищ?

— Там, там! — послышались восклицания. — За вашей спиной, господин префект!

Месье Лепин почувствовал прикосновение к плечу и уху. Он торопливо обернулся… и уткнулся носом в морду игуанодона.

Ужасный зверь добрался по улице Тампль и Севастопольскому бульвару до бульвара дю Пале, остановился — без всякой видимой причины — перед зданием префектуры и, найдя на уровне головы открытое окно, просунул в него шею. Теперь он поводил головой с рогатым гребнем в кабинете префекта…

— Это что такое?! — вскричал префект, отскакивая назад.

— Вторжение чудовищ! — отвечал шеф Сюрете, которому полагалось знать все.

Существо, однако, не выглядело угрожающим. Оно казалось немного ошеломленным и с глупым видом бесцельно мотало головой из стороны в сторону. И ему было нечем защищаться!

Префект подбежал к двери, распахнул ее и увидел в коридоре полицейского. Тот спокойно дремал, ничего не ведая о катастрофе.

— Сержант! — закричал префект. — Пойдемте! Быстрее!

Полицейский проснулся и вскочил на ноги.

— Саблю наголо! — приказал месье Лепин. — Отрубить это!

«Это» было головой игуанодона.

Сержант размахнулся, твердой рукой направил удар и — ничего не отрубил! Лезвие отскочило от шкуры и взлетело в воздух.

В этот момент на балконе что-то появилось… возможно, человек, цеплявшийся прежде за шею животного… и с глухим стуком покатилось по ковру.

Это действительно был человек, но каким же растрепанным, изможденным и несчастным он выглядел! Пока голова чудовища продолжала раскачиваться, едва не задевая за потолок, его подняли, поддерживая под руки — и месье Лепин воскликнул:

— Я знаю этого человека! Это детектив Бобби!

Бобби попытались привести в чувство. В рот ему за неимением национального виски влили немного кирша. Эффект оказался таким же действенным: Бобби внезапно выпрямился, узнал префекта, приблизился к нему и проговорил:

— Боже мой! Какой ужас!

— Ужас?

— Ничего не помню… пещера, пропасти, лед, скалы, черные движущиеся пятна… потом обвал… вижу чью-то шею… цепляюсь… меня уносит…

— Объяснитесь! Что случилось?

Игуанодон, казалось, смотрел на Бобби и ободряюще кивал… Затем его шея, как смотанный шланг, исчезла в окне.

Бобби глубоко вздохнул. Кошмар закончился, по крайней мере на время.

Он пустился в объяснения.

Рассказал о невероятном, необъяснимом, но тем не менее имевшем место быть приключении.

Месье Лепин взял шляпу и обратился к подчиненным:

— За мной, господа! Париж в опасности… Мы должны исполнить свой долг!..

Поразительные вещи происходили в огромном городе.

Трицератопс остановился у ворот Сен-Дени, попытался пройти и отшатнулся, найдя проход слишком узким. Затем, как древний крепостной таран, он выставил рога и бросился на арку, разбивая на куски чудесные рельефы Людовика XIV.

Мамонт вел себя спокойней. Заполняя собой всю улицу, он миновал «Гимназ» [45] Здесь и далее перечислены всевозможные театры, кафе и т. п. , ненадолго остановился перед «Мезон-Руж» и усталой походкой доплелся до «Бребан», где подогнул ноги и улегся, перекрыв Фобур-Монмартр.

Двадцатиметровый бронтозавр истощил свои силы в попытке забраться в Панорам. В конце концов он застрял в узком пассаже, причем голова его выходила к «Варьете» со стороны артистических уборных, а хвост обвивал террасу кафе «Верон».

Мегатерий застыл на ступенях Оперы, словно оратор, собирающийся обратиться к публике, а затем прислонился к двери, как бдительный билетер, готовый услужить патронам.

Птеродактиль, летевший с заметным трудом, присел передохнуть на одном из карнизов церкви Мадлен. Его хвост свисал вниз и возбужденно покачивался, задевая памятник Жюлю Симону.

Прошло уже три часа. Наступил полдень.

Власти наконец убедились, что опасность реальна, и начали действовать. По опустевшим улицам промчалась артиллерия; приземистые кони тащили за собой пушки и пулеметы. Если придется разнести половину Парижа, рассудили власти, это должно быть сделано быстро и энергично.