Лина Кирилловых - Идущие

Потом напомнил себе, что перед ним дама, и поспешил извиниться.

Дочь Вандермейеров широко улыбнулась. У неё стояли выправляющие прикус синие зубные пластинки. Это напомнило ещё и том, что она — ребёнок. А вот глаза у неё были очень по-взрослому красивые — переливчатые, серые, большие, в полумраке и тени совсем как крупный жемчуг.

— Вы — очень славный, — сказала эта девочка-подросток. — Я думаю, что мы подружимся. А книги… что книги? На то они и существуют, чтобы все мы думали по-разному.

В небольшом переулке, сплошь заросшем диким шиповником, они наконец находят то, что так целенаправленно искал Капитан. Ржавую железную вывеску — раскрытый книжный том с закладкой-язычком. Сохранившиеся стекла мутны от многолетней грязи, а тяжёлая дверь так приросла к земле, что сначала пробует Капитан, потом — они вдвоём с Куртом, а потом, не дожидаясь, пока хихикающие девушки предложат присоединиться и изобразить пантомиму к старой сказке про гигантский корнеплод, выросший на чьём-то огороде, Капитан просто отгоняет всех подальше от витрины и высаживает стекло ударом приклада винтовки.

— Варвар, — одобрительно говорит ему Курт и лезет следом.

Пол в лавке сырой и мшистый, стены все облупленные, а под голым, растерявшим пласты штукатурки низким потолком почему-то растут бледные грибы. Сырость не пощадила и того, чем в лавке некогда торговали: на прогнивших полках вместо книг теперь какая-то размокшая каша. Но все вместе они всё-таки умудряются отыскать несколько относительно непострадавших экземпляров, которые Капитан с удовлетворением на лице бережно укладывает к себе в рюкзак.

— Для ознакомления с литературными веяниями, в данном случае — доапокалиптическими, — поясняет он скептически смотрящей на него рыжеволосой. — По ним всегда можно определить, на какую стадию моральной деградации скатился мир.

— Деградации? Развития! И не скатился, а вырос.

— Давайте будем смотреть правде в глаза. За всеми дверьми действует один и тот же литературный принцип.

Четвёртая хмыкает. Но нынешний Капитан уже достаточно мудр, чтобы признать, что в сказанном отцом всё же был смысл. Только расстрелы — вещь чересчур радикальная. А вот относительно несложное определение духа цивилизации, шепчущее с книжных страниц, просто подарок.

«Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, что такое твой мир».

Второй свой мир после второй данной ему возможности он понял так: любовь и сказки. Часто две составляющие сливались в одну — сказки о любви. Те, что в значении «несбыточное». Мир, населённый разновозрастными детьми, вечно верящими в чудо, для Капитана сразу стал симпатичен и близок. И пусть эти дети воевали и убивали друг друга, лгали, крали, пьянствовали, нюхали блаженную отраву и пускали в кровь её разномастные разновидности, пачкали подъезды и бросали мусор мимо урн, путались в сомнительных связях, смотрели идиотские ток-шоу, переедали и предавали, пусть от кое-кого из них дурно пахло, а кое-кто был ограничен и туп, — им, так удачно маскирующимся под взрослых, вовсе не хотелось надрать уши. Их было жалко. Потому что существовало ещё одно, скрытно объединяющее их — вечное одиночество, вечный поиск, вечные шишки на лбу.

— Ау, мыслитель! Ты так и будешь стоять столбом? Околеешь ведь… от голода… холода… или как там ты любишь твердить… пошли, короче.

Курт зовёт его, намекая, что все уже вышли наружу.

— Прошу прощения. Я прикидывал, есть ли здесь где-нибудь рядом не сильно разрушенный ресторанчик средней руки.

— Тебя всё равно там не обслужат. Пролетел лет на сто.

— Я хочу посмотреть на меню и узнать, что тут ели.

В доме Вандермейеров предпочитали еду здоровую: зерновые, рыбу и овощи. Капитан долго и обалдело разглядывал целиком запечённого речного сома — громадная рыбина длиной почти с обеденный стол, покоящаяся на изготовленном наверняка по заказу серебряном блюде в окружении зелени и маслин, тупо пялилась на него в ответ, чуть приоткрыв пасть, из которой торчали лимонные дольки. Обедавших было пятеро, трое из которых — мужчины, но сил у них всех хватило лишь на хвост, хоть и было дико вкусно.

— Сам поймал? — со смешком спросил отец. — Молодец! Вот уйдёшь с президентского поста — не пропадешь.

Господин Вандермейер добродушно похлопал его по плечу.

— Кормилец я своей семье или кто, а, Эйдзи?

Однако потом рассказал, что таких сомов выращивают на специальных фермах — в Аксельбурге это издавна пользовалось популярностью. А также осетров и форель. Горожане явно знали толк в рыбе.

— За это всё спасибо королю Акселю. Именно он когда-то развил рыбное хозяйство, как и, впрочем, многое другое… Он развил, а мы поддерживаем.

Портрет Акселя Первого, написанный с него ещё при жизни, висел в крытой галерее на втором этаже президентской виллы. Его Капитану, видевшему до этого дня одни репродукции, показала хозяйская дочь.

— Вот наш король. Практически в оригинале, можно сказать. Представительный и красивый, правда?

Да, Аксель таким и был — много веков назад, когда правил Империей. Человек с волевым лицом и короткими светлыми волосами. Человек, который, будучи королем, не любил носить корону. Здесь он тоже оказался изображенным без неё.

— Хотя он и ваш тоже. Мы же были тогда единой страной.

Капитан перевёл взгляд с портрета на девушку.

— В вас есть что-то родственное. Вы с ним в чём-то похожи.

— А я знаю. Ещё же его портрет с женой, королевой Анит… Он в папином кабинете. Когда придём туда, сразу сядьте, а то упадёте от изумления. Честно.

Женские династические портреты в учебниках никогда не печатали — старые религиозные соображения. И вообще не печатали нигде. Считалось, что женщина благородных кровей — образ сакральный, не для всех и каждого. Капитан, конечно, на ногах удержался, но удивленный возглас в стиле «вот это да» выдал в лучших традициях узревших почти фантастическое.

— Если бы не… с вашего позволения, но, если бы не веснушки, я бы сказал, что она — это вы!

— Ага. У королевы очень милые веснушки, между прочим. Она ведь тоже была новатором, как король Аксель — раз и навсегда изменила представление общества о том, как должна выглядеть женщина высокого сословия. До неё считалось, что веснушки — знак простолюдинов, и все благородные дамы, у кого они имелись, тщательно маскировали их пудрой и выводили лимонным соком. Да и просто — изменила представление о том, как может выглядеть любая женщина… Как выглядеть и что делать: ездить верхом, сидя в седле по-мужски, уметь фехтовать, открывать университеты и даже преподавать в них. Последнее будет ошеломительней для всех замшелых устоев, чем веснушки на щеках, правда?

— Правда, — с улыбкой согласился Капитан. — А веснушки действительно симпатичные…