Владимир Рутковский - Сторожевая застава

В центре шел жестокий поединок. Там сошлись в битве Попович с Рутеней. Их сила и ловкость оказались почти одинаковы. Кони светили друг на друга налитыми кровью глазами, становились дыбом, грызлись…

Еще тяжелее приходилось богатырям. В тесноте поля брани они не могли даже как следует взмахнуть мечом. Только и того, что пинали друг друга щитами, пытаясь выбить из седла. Все же более тяжелый половец медленно, шаг за шагом, оттискивал Поповича к болоту. Рутеня пытался отжать соперника к трясине, где бы тот не смог столь ловко уклоняться от ударов.

И, наверное, трудно пришлось бы Поповичу, если бы не Лыдько.

— Держись, Олешко! — воскликнул он и почти не целясь отпустил тетиву лука. Стрела впилась в ногу половецкого коня. Конь покачнулся и, подталкиваемый другими конями, завалился набок.

Однако Рутеня уже стоял на ногах.

— Что, конный на пешего? — криво улыбаясь, спросил он Поповича.

— Нет, пеший на пешего! — отозвался Олешко и тоже соскочил с коня.

Однако и здесь было не развернуться. Ратники сжали их так, что их мечи оказались бесполезны.

— Будем бороться? — спросил половец.

— Будем! — согласился Олешко.

Борьба оказалась короткой. Не успел половец сомкнуть объятия за спиной русича, как Олешко ловко нырнул Рутени под плечо, развернулся и изо всех сил дернул за руку. Половец тяжко бухнулся на землю. В воздухе молнией мелькнул нож русича и за мгновение все было кончено. Олешко взлетел на коня и заорал к болоту:

— Наша взяла! Спаси тебя Боже, Мирко, за науку!

Половцы растерялись. В такой тесноте преимущество было за более могучими русичами. Еще немного — и нападающие повернут коней назад…

— За мной! — воскликнул дед Овсей — Скорее в лодки!

Он с силой оттолкнулся шестом, и его плоскодонка ужом скользнула к проточке, что вился вдоль берега.

— Куда мы плывем? — спросил Витька.

Он выпустил из своего колчана больше половины стрел.

— К Кривой дубраве — коротко ответил дед Овсей — Там спрятаны наши кони.

Теперь Витьке стало все понятно. К Кривой дубраве, которая извивалась между Сулой и болотом, было несколько сот метров. А вокруг болота — километра три. И пока половцы развернутся, пока проскачут три километра — младшая римовская дружина успеет встретить их как подобает.

И все же они немного припоздали. Большая часть уцелевшей орды уже успела перебраться за Сулу. К реке изо всех сил гнали лишь небольшие группы всадников, и над их головами время от времени взблескивал Олешков меч. Конь Поповича не уступал скоростью половецким.

И тут случилось неожиданное. Невысокий степной жеребчик, на которого вскочил Витька, внезапно заржал и ринулся наперерез беглецам. Видимо, усмотрел своего приятеля среди половецких коней. Витька изо всех сил дергал за уздцы, однако ничего не мог поделать. Жеребчик будто взбесился. Уже и пена выступила на его губах, уже и кровь на них появилась, однако конь лишь набирал скорость. За минуту он ворвался в жидкие, рассыпанные по всему полю, ряды беглецов.

— Остановись, Мирко! — отчаянно кричал Лыдько — Падай! Прыгай с коня!

Витька испугано глянул на землю. Она убегала из-под конских ног с такой скоростью, что он не осмеливался падать.

Половец, которого догонял ошалевший Витькин жеребчик, внезапно оглянулся. Его плоское лицо было искажено ужасом. Видимо, половец услышал за собой конский топот и решил, что его нагоняет русский дружинник. Но, увидев, что это всего-навсего парень, половец блеснул хищной улыбкой. Он что-то крикнул, несколько половцев замедлили свой бег и начали разворачиваться. Краем глаза Витька увидел, что они заступили путь Лыдьке. А кроме Лыдька, никого из Римовцев не было.

— Прыгай, Мирко! — кричал Лыдько — Или возвращай к норе! К норе, слышишь!

А сам уже схватился с ближайшим половцем. Бился не хуже, чем Олешко, когда Витька впервые его увидел.

Но со спины на Лыдька налетел еще один половец-беглец, за ним спешил второй… И в этот миг вокруг Витькиной шеи обвилась петля.

Недобитые половцы мчались несколько часов. И все оглядывались назад. Наконец замедлили свой бег — погони не было.

Витька, крепко привязанный к седлу, ехал в самой гуще степной орды. Рядом скакал захвативший Витьку половец.

Он чувствовал себя гордым и счастливым. Еще бы — пленили одного-единственного русича — и то его, Смоквы, работа! Ничего, что этот пленный почти ребенок.

— Ты есть мой раб, а я — твой хозяин Смоква — ломаным языком вдалбливал он Витьке, когда половцы на какое-то время остановились в ложбине, чтобы отдохнуть и напоить коней — Сделаю с тобой что захочу, понял? Продам хану. Будешь кумыс мне делать. С живого шкуру сдеру… Слышишь? Попробуй еще раз вертеться!

И Смоква захохотал. Впрочем, не хмурились лица и у других половцев. Что дальше от Сулы, то оживленнее они перекликались, а потом кто-то затянул протяжную половецкую песню.

Похоже, поражение у Портяной половцев не очень огорчило. Видимо, был прав дед Овсей, эта орда лишь выведывала, что к чему. А где-то неподалеку, возможно, готовятся к нападению другие орды.

— Быстрее, быстрее! — хриплым голосом покрикивал Смоква и бил плеткой то Витька, то Витькиного жеребчика. Витьке доставалось чаще, видимо половец коней любил больше, чем людей.

Вечерело, орда остановилась на ночевку. Для этого она избрала небольшую дубраву в ложбине меж трех наклонных горбов. Запылали костры, остро запахло жарким. На холмах появились фигуры половецкой стражи.

Смоква на миг отлучился. Вернулся с клоком лопухов. Завернул в них кусок мяса и воткнул между углей. То же сделали и другие половцы. Время до времени они бросали на Витька такие безразличные взгляды, будто это был не человек, а что-то такое, о чем не стоит даже говорить.

Витька сидел близ костра со спутанными ногами. К путам была привязана и его левая рука. Узкий ремешок больно впивался в тело, однако Витька вынуждал себя терпеть.

Минуту тому он попросил половца, чтобы тот немного ослабил петлю. Но в ответ получил плеткой по спине.

Хотелось есть. Но еще больше хотелось пить. Витька молча наблюдал, как алчно давились степняки горячим мясом, запивая его белой жидкостью из кожаных мехов.

Один из половцев бросил в его сторону кость с остатками мяса. Витька потянулся к ней, однако другой будто случайно наступил на кость сапогом. Половцы захохотали.

Еще один половец протянул пленнику деревянную чашу с белой жидкостью. Витька уже дотронулся к ней пальцами, но половец в тот же миг поднес ее к своему рту и, причмокивая, выпил все до капли.