Владимир Рутковский - Сторожевая застава

— И ты тоже будешь иметь?

— Я нет. Потому что такую сережку носят лишь князья.

— А зачем?

— Ну как ты не понимаешь? Это же так просто! Вот представь себе — мимо тебя едут оружные люди. То сразу видно, кто князь, кто его дружинники, а кто еще до них не дорос.

Они степенно приблизились к дворику тетки Миланки. У ворот Олешко остановился. Попросил:

— Мирко, позови-ка Росанку. Хочу попрощаться с ней.

Витька соскочил со своего конька и исчез за воротами. Вернулся за минуту.

— Ее нет дома — известил он — Куда-то ушла.

Олешко помрачнел.

— Жалко — сказал он — Ну что же, бывай здоров…

— Можно, я с тобой поеду? — попросил Витька.

Олешко ответил не сразу. Он думал о чем-то своем. Видимо, о Росанке.

— Ладно — сказал после некоторого молчания — Но недалеко. Только до Портяной.

Около Портяной суетились едва не все Римовские парни. Были среди них и ребята из младшей дружины Поповича.

— Быстро приплыли — похвалил их Олешко — Пока мы с тобой, Мирко, огибали болото лесом, они уселись на лодки — и напрямик через него!

И правда, большинство ребят были на лодках-плоскодонках. Они раз за разом переплывали на них чистые плеса с кучами накошенного камыша и исчезали в глубине плавней.

— Что они там делают? — поинтересовался Витька.

— О, у них в болоте настоящая крепость! — ответил Олешко — Оттуда они будут обстреливать поганцев. Так и пойдет: мы их в лоб, а ребята будут жалить сбоку.

— А что, когда половцы набросятся на них?

— Не набросятся. Край болота под чистоводьем такая трясина, что и сам дидько не проберется. А на лодках — в самый раз.

Откуда-то внезапно появился Лыдько. Его руки и лицо были напрочь измазаны болотной тиной.

— Прими к себе Мирка — велел ему Олешко — А я пока что за Сулу наведаюсь.

— И я с тобой — опять попросил Витька.

— Э, Мирко, закончились наши с тобой игры — ответил Олешко — Я даже Лыдька с собой не беру на это дело. Ишь, как он надулся!

Витька неохотно перелез в лодку. Лыдько оттолкнулся от берега шестом и камыши спрятали от него Олешкову фигуру.

Несколько раз Витька проезжал мимо этих камышей на коне. Однако ему и в голову не приходило, что здесь, за какой-то десяток шагов от суходола, может что-то быть. Теперь его глазам открылись четыре камышовых островка, которые выглядывали из воды. Ребята засыпали их землей и болотной тиной. Видимо, на тот случай, когда половцы пошлют сюда зажженные стрелы.

От суходола островки защищал плотный, стрелой не проклюнешь, частокол из сырого дерева. Частокол был обставлен еще и толстыми снопами зеленого камыша.

Распоряжался здесь дед Овсей.

— Колья ставьте как можно плотнее — приказывал он — вот так, молодцы. И камыша, камыша не жалейте!

А за миг приникал к окошкам-бойницам в частоколе и звал:

— А ну, Муха, срежь вон тот клок камыша, он все закрывает… А ты, Гурко, не очень старайся, а то останемся перед половцем, как птенцы на ладони. Камыши надо срезать так, чтобы не нас, а мы все видели…

Под вечер, когда работа уже заканчивалась, дед подзывал Лыдька с Витькой и велел:

— Поплывете со мной.

Дедова плоскодонка безшелестно скользила по застывшей поверхности болотного протока. Сам дед стоял на корме и вроде бы неохотно отталкивался от дна длинным шестом.

Вокруг стояла глубокая тишина. Тонкими голосами жаловались тысячи комаров — им недоставало людского общества. Изредка крякали невидимые утки. В стороне промелькнула бобровая хатка. А плоскодонка все сворачивала с одного проточка в другой. Дед будто поставил себе цель, чтобы от тех многочисленных поворотов у Витька голова пошла кругом.

Наконец дед Овсей присел на корму и изгибом локтя вытер увлажненное чело. Лодка остановилась в узкой корявой проточке. С обеих сторон к ней впритык подступили высокие камыши.

— Устали? — спросил Витька — Так, может, я немного погребу?

Дед Овсей не ответил. Он смотрел просто перед собой. Кажется, он даже не слышал Витькину просьбу.

«Странно — подумал Витька — Даже смотреть в мою сторону не хочет. Может, я что-то сделал не так»?

И Лыдько тоже сидел, словно чужой.

«Ничего не понимаю» — тревожился Витька.

И в это мгновение почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.

Витька глянул на своих спутников. Нет, его рассматривали не они. Дед Овсей, как и до того, не сводил глаз из проточки перед собой. Лыдько узрел на дне что-то весьма интересно. Витька растерянно оглянулся вокруг, скользнул взглядом по стене камыша. И едва не лишился чувств — на него, сквозь узкую щель, всматривался чей-то не мигающий взгляд. Не звериным он был, и не птичьим — из нутра непроходимых плавней в парня всматривался человеческий глаз!

Из Витькиного горла вырвался тихий вскрик. Однако ни Лыдько, ни дед Овсей его будто и не слышали. А глаз, казалось, пронизывал своим острым взглядом Витьку насквозь, и не осталось, видимо, в его душе ничего, чего бы он не видел…

Вдруг глаз моргнул и исчез. Потом послышался легкий плеск и на середину протоки вырвалась мелкая рябь.

— Деда… — прошептал Витька — здесь кто-то есть…

Однако дед Овсей не ответил. Он поплевал на руки и деловито взялся за шест. И опять — первый поворот, третий, седьмой… Наконец лодка выплыла на широкий плес. Дед поднялся на ноги, приложил ладони к устам и вполголоса позвал:

— Велес, дидько болотный! Месяц ли на дереве?

— Бу-у — ревело в ответ из глубины болота. От того угрюмого рева волосы на голове у Витьки стали торчком. Лишь через минуту он понял, что это подавал голос водяной бугай, не такая уж и большая болотная птица.

А дед Овсей вел дальше:

— Велес, дидько болотный! Груши ли на вербе?

— Бу-у! Бу-у! — дважды отозвался водяной бугай. В этот раз будто с другого места.

Дед Овсей опустил руки и задумался. Лишь уста его шевелились, словно он разговаривал сам с собой. В конечном итоге, опять приложил ладони ко рту.

— Велес, дидько болотный! Упал ли уголек на порог?

От того вопроса Лыдько встрепенулся и опять замер.

Миновало, кажется, немало времени, пока из глубины болота долетело совсем отдаленное:

— Бу-бу-у!

— Ху-ух! — с облегчением выдохнул Лыдько и вдруг ни с того, ни с сего хлопнул Витьку по плечу.

— Спаси тебя Боже, Велес! — поблагодарил дед Овсей дидька болотного и взялся за шест — Бывай здоров!

— Бу-у… — донеслось едва слышно и утихло.

А потом дед еще долго кружил чистоводами и проточками, пока они, наконец, не выбрались на берег. Неподалеку в сумерках маячила сторожевая башня Римовского Городища.

— А ну, кыш домой! — велел ребятам дед Овсей — У меня здесь есть еще кое-какие дела.

И опять оттолкнулся шестом от берега.

Ребята рысцой направились наверх к Римову.