Владимир Рутковский - Сторожевая застава

У Витька они тоже были. И назывались его слабинки киевской помадкой. Изредка те конфеты, похожие на розовые, голубые, зеленоватые грибные шапки, привозили в их Вороновку из райцентра. И тогда Витька был готов стоять под дверями магазина хоть с утра до вечера. Зря, что мама говорила, будто конфеты вредны для зубов.

Оказывается, такие слабинки есть и у взрослых. Даже у Ильи Муровца. И называются его слабинки черешнями.

Однако какие ж это черешни снизу? Никакого вкуса сравнительно с теми, что на вершке. Надо обязательно помочь такому славному человеку!

Витька соскользнул с копенки сена. Тогда перебрался через перелаз в огород деда Овсея, подошел сзади к Муровцу и спросил:

— Что же вы снизу рвете? Там же…

И тут случилось непредвиденное. Никем еще не побежденный великан вдруг ойкнул, на миг пригнулся, будто ожидая удара, тогда прыгнул в сторону, как вспугнутый заяц. Только в отличие от зайца, под его ногами качнулась земля.

— Ну, Мирко, ну, шельмец… — тихо молвил Муровец, держась рукой за сердце — еще ни один полынец меня так не пугал, как ты. Я ж думал, что это дед Овсей… Разве ж так можно?

А Витька не мог даже слова сказать. Его аж трясло от смеха. Он лишь попискивал и держался за живот. Вот так Муровец, вот так непобедимый!

— Ты — что? — спросил Муровец.

— Но вы… как вы прыгали… — едва выжал из себя Витька — как заяц…

За какой-то миг к Витькиному повизгиванию добавился отдаленный вертолетный рокот. То смеялся Илья Муровец.

— Тогда я вам лучше с верхушки нарву — отсмеявшись сказал Витька.

— Ага, нарви — согласился Муровец — я уж боюсь к тем веткам даже касаться. Чуть что — сразу ломается.

И Витька без всякого зазрения совести полез на верхушку черешни. Не обеднеет же дед Овсей от какой-то горсти ягод! Правда, и горсть оказалась размером с Витькину пазуху.

И за каких-то полчаса Илья Муровец, удобно уложившись под копенкой сена, бросал в рот черешенку за черешенкой и радовался как мальчишка.

— Хорошо мы с тобой натянули деду нос, да? Это ему за все его подзатыльники!

— Так он что — и подзатыльники вам давал? — не поверил Витька — Вам, Илье Муровцу?

— Еще какие! Ох и лют же был дед Овсей! Чуть что — сразу за крапиву. А когда я подрос — то за оглоблю. А что уже глазастый — насквозь тебя видит! Но я все равно его перехитрил — приглушенно захихикал Илья Муровец и показал Витьке сапоги, к которым были привязаны две внушительные вязанки хвороста — никогда деда не догадается, что это был я. А Олешко? Видел, как деда поймал его за ногу? Прыгал, как тот гусь!

И снова в ночную темноту полетел тихий вертолетный рокот.

Когда Илья Муровец ушел из дворика, Витька еще долго вздрагивал от сдерживаемого смеха. Так и заснул, вздрагивая.

Проснулся он от громкого разговора, который доносился с улицы. У ворот стоял дед Овсей. Перед ним на вороном тяжеловозе возвышался Илья Муровец.

— Ну так как, деда, сегодня ночью никто вас не тревожил? — интересовался Муровец.

— Да опять этот песиголовец Олешко пробирался через подворье — пожаловался дед Овсей — хоть к черешням, слава богу, не заворачивал. И все же, Илька — дед замедлил голос — сюда еще кто-то захаживал.

— И что, оборвал все ягоды? — ужаснулся Муровец.

— Да не разберу. Будто обрывал, будто и нет. Только следы какие-то чудные оставил. Но что за следы — никак не разнюхаю.

— Так нюхайте, деда, внимательнее. И когда что — сразу ко мне. Я тому песиголовцу ноги повыдергаю. Ишь — деда обижать!

Шевельнул поводом и поехал дальше — огромный и нахмуренный. И никто бы не сказал, что всего несколько часов назад он был совсем другой.

— Эх, ты — укоризненно заметил Лыдько — Оружие надо держать крепче. А ну, еще раз!

Витька без всякой радости поднял своего меча, который от Лыдькового удара улетел далеко в сторону. Он взмок как мышь. Болела рука, саднило в плечах и на бедре — в тех местах, куда дотронулось Лыдьково оружие.

А он же думал, что умеет биться на мечах! Сколько раз они с вороновскими ребятами играли в мушкетеров! И почти всегда побеждал он, Витька.

А здесь… несколько дней тому Росанка за какую-то минуту дважды выбивала меч из его рук. Оказывается, она умеет биться не хуже любого воина. А Оленка, Лыдькова сестра? Вчера Витька на свою голову согласился с ней посостязаться. Так едва устоял — так же насел пакостной бесенок…

— Убит — объявил Лыдько. Каким-то образом острие его меча проскользнуло под щитом и уперлось Витьке в живот. Хорошо, что хоть бились они на тупых мечах.

— Еще раз — велел неумолимый Лыдько. Знал же Попович, кого оставлять вместо себя!

Неподалеку соревновались взрослые воины. Они тоже бились на мечах, бросали копья в поставленную торчком колоду, боролись. Да так, что пыль вздымалась над Городищем. И во всех соревнованиях брал верх сильный и ловкий Олешко. Особенно везло ему в борьбе. Олешко бросал дружинников одного за другим, будто мешки, и кричал Витьке:

— А ну, посмотри, так ли я делаю?

Да, Витька стал у Римовцев незаурядным авторитетом по борьбе. Он уже убедился, что состязаться с Римовскими ровесниками в силе или ловкости ему пока что не по силам. Потому умело избегал захватов и объятий, от которых порой забивало дыхание. Ему помогали восемь или девять приемов, которым он научился в школьной секции по борьбе.

— Учитесь у Мирка — говорил в таких случаях Олешко ребятам — ишь, какой худосочный на вид, а попробуйте его на землю бросить!

Сам Олешко был у Витька самым старательным учеником.

Один лишь Илья Муровец не брал участия в соревнованиях между своими дружинниками. Разве что иногда утром со свистом покрутит свою огромную, кованую железом булаву. А соревноваться на мечах дядь Илька остерегался.

— Еще прибью кого-то ненароком — объяснял он — Рука же и меч у меня, сами знаете какие…

По большей части, когда не было какого-то неотложного дела, дядь Илька проводило время в перелеске сразу за огородом тетки Миланки. Там он с удовольствием выворачивал с корнем молодые деревья, выкорчевывал старые, пахал на своем великане-тяжеловозе.

— Так бы всегда — радовалась тетка Миланка — А то все носитесь как сумасбродные по своим Моровецким или Залозным путях.

— Эх, сестрица — не соглашался Муровец отчищая деревяшкой влажную землю с рала — не говори так, надо же кому-то и носиться.

— Да я что? Но пусть этим занимается твой Олешко — не отступала тетка Миланка — А ты же отцом нашим приучен к земле. И выходит это у тебя, братец, так же красиво, так красиво… Ни у кого из наших так не выходит.