Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

«Пирс-Эрроу» миновал плато и стал спускаться по неровной дороге к реке. Отсюда открывался вид на море и низменную приморскую степь, что тянулась до самых Сакских озер. Возле берега чернел на отмели остов сгоревшего парусного линкора. Эхо октябрьских боев, подумал Велесов. Надо же – еще полугода не прошло…

– А почему с вами не соглашаются, Сергей Борисыч? – спросил Коля Михеев. – Вы ведь так толково объясняете! Неужели им непонятно?

Всю дорогу от Севастополя Велесов, глотая пыль, то и дело прикусывая язык на очередном ухабе, рассказывал константиновцам обо всем: о целях Проекта, планах Груздева и, главное, о том, что должно произойти сегодня.

– Беда в том, что они меня не слышат. Поставили себе цель и идут к ней, не замечая того, что творится вокруг. Такое бывает, когда люди тратят слишком много сил на решение конкретной задачи: им начинает казаться, что это и есть самое важное, а других перспектив в упор не видят.

Грузовик мотнуло так, что Коля, не удержавшись, слетел с сиденья. При этом он инстинктивно схватился за руку соседа. Штакельберг коротко взвыл от боли в раненом плече.

– Осторожно… – засуетился Велесов. – Петя, сильно болит?

Побелевший как бумага Штакельберг мотнул головой.

– Продолжайте, Сергей Борисыч. Что вы там говорили о перспективах?

– Что? А-а-а, это я о том, что можно сделать, объединив усилия двух Россий – той, откуда прибыли мы, и этой.

– Простите, что же тут объединять? – удивился Адашев. Он предусмотрительно устроился возле кабины и меньше других страдал от тряски. – Даже мы их обогнали буквально во всем: дредноуты, аэропланы, радио… А с вами и вовсе сравнивать смешно. Они для вас, уж простите, как папуасы с каких-нибудь Кокосовых островов!

– Вы не правы… кажется, Александр?

– Алексей, – поправил Адашев. – Можно просто Алеша.

– Так вот, Алеша, вы не правы. Дело не в технике и науке. Это все наживное. Нам нужно совсем другое…

– Я понял! – Коля Михеев хлопнул себя по лбу. Для этого пришлось отпустить борт, и он снова полетел бы на пол, если бы не Штакельберг, поймавший его здоровой рукой за портупею.

– Спасибо, Петь… Как я сразу не догадался? Золото, уголь, руды всякие, да? Вы у себя все это истратили и теперь хотите добывать здесь?

Велесов расхохотался. Он смеялся долго, порой срываясь на кашель. Константиновцы недоуменно взирали на этот приступ веселья.

– Как мы все же предсказуемы… прости, Коля, не хотел обидеть. Увы, пальцем в небо. Это было бы слишком просто. То есть нам, конечно, нужны полезные ископаемые, но не настолько, чтобы тащить их из прошлого. Чего-чего, а руд, золота и нефти у нас не на одно столетие припасено. Я говорил о людях, об их жизненной энергии, о жажде перемен, наконец! Один ученый называл это «пассионарностью»… Слишком многие, вместо того чтобы работать, искать, создавать что-то новое, сидят и ждут, когда им это преподнесут на блюдечке. А может, дело в том, что нам слишком сильно досталось за последние сто лет? Двадцатый век, молодые люди – он ведь ох какой страшный был! Мне кажется, Россия, да и другие страны все свои силы сожгли в войнах, революциях и всяком прочем, о чем даже вспоминать не хочется.

Велесов снова закашлялся, на этот раз наглотавшись пыли. Константиновцы молчали, ожидая продолжения.

– Мы как бы… надорвались, что ли? И теперь тычемся, как слепые щенята, не способные встать и сделать что-то по-настоящему значительное. Не поверите, у нас сорок с лишним лет назад люди слетали на Луну, а с тех пор – как отрезало! Мы тогда мечтали, что через двадцать лет будем выращивать яблоневые сады на Марсе, а в итоге так и копаемся на низких орбитах.

– Значит, дело в Космосе? – тихо спросил Штакельберг.

– Да нет же! То есть и в Космосе тоже, но не только в нем. Нам всем нужна великая цель, понимаете? Чтобы дух захватило, чтобы забыть обо всем! Вот тогда люди проснутся и покажут, на что они способны. А объединение двух Россий – это и есть такая цель. Те, кто не может найти себя в нашей унылой жизни, отправятся сюда – учить, лечить, внедрять новое, торговать, путешествовать, в конце концов! И не с туром «все включено» – по-настоящему, всерьез! Новые горизонты, неоткрытые земли – одна Черная Африка чего стоит… Помните, как у Гумилева?

подхватил Штакельберг. Услышав строки любимого поэта, он забыл о боли.

– Да, молодые люди, именно так! Мне порой кажется, что это стихотворение о нас, какими мы стали в двадцать первом столетии…

снова продолжил Штакельберг. Глаза его искрились восторгом.

– Точно! И кому легче от того, что эти четыре стены раздвинулись до границ всей планеты? Стены – они и есть стены. Тюрьма.

– Ну хорошо, Сергей Борисыч, это все о ваших соотечественниках… – Адашева, похоже, не тронула музыка гумилевских строк. – Предположим, они найдут для себя новые горизонты. Хотя какие они новые – все известно, карты имеются… Ладно, пусть. А здешние обитатели? Им-то с того что за корысть? Проводниками служить у новых Ливингстонов за бусы и патроны?

Велесов посмотрел на молодого человека с удивлением.

– Глубокая мысль, Алексей, хвалю… Нет, разумеется, ничего подобного. Они будут прежде всего учиться. Уверен, во многих наших вузах скоро откроют специальные подготовительные отделения для выходцев отсюда. Они выучатся, вернутся домой и будут строить новую жизнь. А кто-то, возможно, захочет и остаться и сделать карьеру у нас. Нет, я понимаю, здесь тоже всякого народа хватает – и жулики, и взяточники, и казнокрады в том числе, – но мы уж постараемся, чтобы к нам такие не попадали!

– А все же про Космос можно подробнее? – попросил Штакельберг.

– Я ведь уже рассказывал, Петя. Вместо того чтобы тырить технические новинки из будущего, можно развернуть грандиозные космические программы, причем и там, у нас, и здесь. Если Рогачев не ошибся со своими «эхо-червоточинами», даже нашими силами можно хоть завтра снарядить экспедицию на Марс!

– На Марс, – завороженно прошептал юноша. Вместо альминской степи перед глазами у него раскинулись кирпично-красные пески чужой планеты. Вот он шагает, увязая по колено, в резиновом мешковатом костюме и маске с круглыми стеклянными глазами, вроде противогазной. На спине – медный воздушный резервуар, опутанный гофрированными рубками и манометрами, в руках – верный геологический молоток…