Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

Внезапно «смерч» скачком вырос в диаметре, поглотил корабли и схлопнулся – втянулся наверх, в ослепительно сияющую в облаках точку. И эта точка стала шириться, расползаться идеальной формы кругом, дырой… в Мироздание. За ней проступила чернота, усеянная звездами, сияющими газовыми туманностями и шаровыми скоплениями. Не хватало разве что галактической спирали в лучших традициях киношной фантастики.

Пока мозг пытался переварить это великолепие, «окно в Космос» затянулось лиловой мембраной, сереньким ноябрьским небом.

– Ну, вот и все. – Валя Рогачев кликнул мышкой. На ноутбук шла вся телеметрия с «Пробоя». – А вы боялись, Андрей Геннадьевич…

Андрей посмотрел на экран – мельтешение разноцветных кривых, сбегающие водопадом, словно в «Матрице», струйки цифр и символов. Черт ногу сломит…

– Мы отслеживаем их перемещение между «мировыми линиями». Вот, смотрите…

Клубок цветных линий в центре экрана запульсировал и расплелся в жгут параллельных полос.

– Все. «Пробой» отключился, структура хроноквантового поля восстановлена. Они дома.

Зашипела рация.

– Андрей Генннадьевич, это Кременецкий. С «Алмаза» сообщают: «Выслали «Казарского» для оказания помощи «Карадоку».

Андрей направил бинокль на дрейфующий на расстоянии двух миль британский крейсер. Над ним висела бело-синяя стрекоза – вертолет.

Валентин захлопнул крышку ноутбука и с наслаждением потянулся.

– Что ж, Андрей Геннадьевич, пора и нам. Полчаса на то, чтобы улеглись возмущения, а пока «Пробой-М» выйдет на рабочий режим. Скажите, чтобы передали на караван – пусть подтягиваются к «Адаманту». Сейчас займем позицию и можно формировать Воронку.

Как изменился молодой инженер за эти полгода! Ни следа прежней застенчивости, неуверенности в себе. Командует людьми, кораблями, распоряжается силами вселенского масштаба, будто всю жизнь только тем и занимался. Одним словом, растут люди!

– Простите, Валентин, это вы уж сами. А я, пожалуй, отправлюсь на «Казарского», а то Иконников, чего доброго, наломает на «Карадоке» дров…

– Зачем вам это? – удивился Рогачев. – Пусть делает что хочет. Мы вроде не собирались сюда возвращаться?

Андрей сдержал улыбку. Вот они, ученые: наука на первом месте, а все остальное побоку. В том числе – и люди.

– Вы правы, Валентин. Но это же не повод, чтобы не прибрать за собой? Мы тут изрядно наследили, и простая порядочность требует не создавать обитателям этого мира ненужных проблем.

– Ну, как скажете, Андрей Геннадьевич. Только поторопитесь, на все про все у вас часа два, не больше.

– Я отправлюсь с «Алмазом». Надо навестить наших друзей – они тоже никогда не видели Воронки, могли и запаниковать.

– Ну, хорошо. Только, если уж соберетесь на «Карадок», возьмите с собой пяток бойцов. Мало ли что?

– Пожалуй, так и сделаю, – кивнул Митин. – Хрен знает, что выкинут эти просвещенные, мать их за ногу, мореплаватели…

К «Карадоку» подошли с наветра. Сначала Иконников хотел прикрыться от разошедшейся волны корпусом крейсера, но не рискнул – не хватало еще, чтобы неуправляемая махина навалилась на их скорлупку! Пока возились с буксиром, Водяницкий стоял у тумбового «максима», направив ствол на палубу англичанина. Физиономия у механика была решительная, глаза недобро посверкивали из-под нависших бровей.

Буксирные тросы натянулись. «Казарский» замер, не двигаясь с места; суденышко сильно осело кормой, и из-под нее фонтаном бил огромный бурун. Десять секунд… двадцать…

– В машине, прибавить обороты!

Палуба дрожала так, что у стоящих на мостике громко клацали зубы, а «Казарский» будто прирос к месту. Вот он дернулся, потом еще… Искалеченный крейсер наконец сдвинулся и пополз. Иконников шумно выдохнул. Оказывается, все это время он стоял, задержав дыхание.

– Слава богу, ветер попутный, иначе нипочем не дотащили бы до берега, – сказал он, оборачиваясь к Салотопову, и замер.

Вихревая стена вдали стремительно наливалась зловещей чернотой, к небу от нее стремительно разбегались облачные спирали. А когда между морем и облачной «линзой» выросла гигантская лиловая колонна, перевитая молниями, у подводника, человека по роду занятий отчаянно храброго, душа ушла в пятки.

Он ждал удара волны, ураганного порыва ветра. По палубе «Карадока» в ужасе метались английские моряки, кто-то прыгнул в воду в обнимку со спасательным кругом. Но обошлось: ни волны, ни шквала, лиловая, на полнеба стена рассосалась в считаные минуты, будто ее не было вовсе.

Не прошло и получаса, как киль крейсера с хрустом врезался в гальку на мелководье, возле Херсонесского маяка. Выбрали буксирные тросы, и «Казарский», описав лихой разворот, подошел к борту крейсера.

Иконников провел на «Карадоке» около часа. Лейтенант сполна насладился унижением гордых островитян: сопровождавший командира Водяницкий волок на плече свернутый британский флаг, а сам Иконников гордо вышагивал по палубе, помахивая офицерским кортиком в ножнах. Под мышкой он нес большую, переплетенную в коленкор книгу – судовой журнал.

Парсонс едва поспевал за русскими, кипя от негодования. Это был его кортик. Длинный, шестнадцати дюймов, клинок из Шеффилда, слегка изогнутая рукоять с головой льва, куплен в лучшем на Пикадилли оружейном магазине. Лейтенант, как и предписано военно-морским этикетом, нацепил его, готовясь встречать представителя враждебной стороны. Горькая, но неизбежная обязанность: раз уж он, как единственный уцелевший офицер, принял командование, то и ему сдавать «Карадок». Больше ста лет английские корабли не спускали «Юнион Джек» перед неприятелем! Парсонс знал, что дома его ждет отставка, военно-морской суд, тюрьма – разве что суровые судьи примут во внимание то, в каком состоянии он принял корабль?

Русский, вместо того чтобы по-джентльменски посочувствовать побежденному, отпустить сдержанный комплимент храбрости противника, повел себя как сущий варвар! Он выслушал торжественные и печальные слова Парсонса, время от времени выдавая оскорбительные комментарии на скверном английском, а когда англичанин закончил, потребовал отдать кортик. Лейтенант не поверил собственным ушам, и тогда русский матрос, здоровенный детина с угрожающей физиономией, попросту оборвал оружие с его пояса. И все на глазах команды! Впрочем, тем было не до протестов. Неудачный бой, потом чудовищный, в полгоризонта, катаклизм – все это надолго выбило остатки экипажа «Карадока» из колеи. Казалось, начни русские расстреливать их по одному – покорно встанут к срезу палубы.

Русские лютовать не стали, только потребовали снять замки с уцелевших шестидюймовок, и мрачный тип, ограбивший Парсонса, вышвырнул их за борт. А на просьбу прислать врачей для раненых доходчиво объяснил, что бы он, будь его воля, сделал со всеми англичанами – и с ранеными, и со здоровыми, включая Его Величество короля Георга V.