Борис Батыршин - Крымская война. Соратники [litres]

Но Дарья Михайлова не стала ждать милостей от высших сил, а сама занялась устройством своей жизни. Выросшая среди матросов, она отправилась туда, где легче всего отыскать будущего благоверного – на войну. А повозка, бинты, вино для раненых – все это лишь средство привлечь к себе внимание, а заодно защититься от неизбежных посягательств на девичью честь.

«Вы бы поосторожнее с ней, батенька, – усмехнулся визитер, заканчивая свои откровения. – Дашенька девица ушлая и далеко не глупая, а вы по всем статьям завидный кандидат в женихи! Оглянуться не успеете, как окажетесь под венцом! Ваши батюшка с матушкой далеко, посоветовать, уберечь от опрометчивого шага некому…»

Федя слушал и закипал. Ему нестерпимо хотелось заорать: «Молчать! Да как вы смеете!» А еще лучше – ударить этого неприятного типа при всех. Потом, разумеется, требование сатисфакции, вызов. Но даже романтически настроенный мичман понимал, что не дело раненому офицеру дуэлировать со служащим госпиталя, да еще и во время боевых действий!

Но сдержаться он не смог и наговорил чиновнику-малороссу дерзостей: обвинил в цинизме, пошлости и, главное, в нежелании, а то и неспособности понять душу русского человека, готового пострадать за Отечество.

Коллежский секретарь, опешивший от такой отповеди, нажаловался на буйного пациента Пирогову. Тот не стал вникать в суть разногласий, зато сделал единственно верный с медицинской точки зрения вывод: если у мичмана хватает энергии скандалить, то и для службы силы найдутся. На следующий день Федя Красницкий расстался с гостеприимными стенами госпиталя и теперь катил по бульвару в сторону порта. Его ждали работы в мастерских и командировка в Николаев: придется заменить погибшего во время злополучного траления прапорщика Кудасова и помочь генералу Тизенгаузену, достраивающему на тамошней верфи первый в России минный катер.

ПСКР «Адамант».

3 октября 1854 г.

Андрей Митин

Репродуктор корабельной трансляции пикнул четыре раза. Четыре склянки, два часа пополуночи – только благородный звон корабельной рынды заменяет электронный звучок. В ответ – шорох скрытых от глаз вентиляторов, разнотоновое курлыканье сигналов, писки, щелчки помех и отрывистые реплики из динамиков. Вроде бы на русском, но для непосвященного слушателя полнейшая тарабарщина:

Пш-ш-ш… тр-р-р…

– Вомбат, я Князь, чисто.

– Князь, я Любер, отсчет до пяти и вправо, на мягких лапах!

– Принял, Любер.

П-ш-ш… щелк-щелк

– Вомбат, двое из-за правого угла, замри!

– Вижу, Абрек. Как пройдут, меняй позицию. Князь, прикрой Абрека, как понял?

– Вомбат, принято.

Щелк-щелк… пш-ш-ш…

На огромном, в половину стены, мониторе – серо-зеленоватая картинка с камеры ночного видения. Контур крепостного двора испещрен размытыми пятнами: зеленые ореолы с яркой сердцевиной, возле караульных будок и у входа в кордегардию. Факела или масляные фонари. Менее яркие, движущиеся пятна – люди. Вот один что-то сделал руками, мигнула яркая точка. Трубку раскуривает, понял Андрей. Ну и дисциплинка тут у них! Или местный устав караульной службы не против курения на посту?

– А где ваши бойцы? – негромко осведомился Николай Николаевич. Великий князь стоял рядом с Фомченко и Меньшиковым и вглядывался в серо-зеленую сумятицу пятен и полос на мониторе.

Одно из пятен видоизменилось, превратившись в распластанный силуэт, и поползло, держась возле стены. Рядом с пятном дрожала зеленоватая цифра 3.

– Обратите внимание, ваша светлость. На униформе бойцов закреплены особые бирки, которые дают уникальную засветку в ИК-диапазоне. Аппаратура у нас цифровая, на экране отображаются идентификационные номера…

Брови князя Меньшикова поползли вверх.

– Простите, Николай Антонович, боюсь, я не вполне уловил…

– Хм… мы можем различать их отсюда. Видите цифру «три»? Это главстаршина Мирзоев, позывной Абрек.

– Вомбат, я Абрек, готов.

– Принято, Абрек. Как пройдут обратно – работаешь.

– Понял, жду.

«Горизонт-Эйр», с которого шла картинка, висел метрах в пятистах над Константиновской батареей, и слабое жужжание его винтов не доносилось до людей внизу. Леха, бессменный оператор БПЛА, держал разыгрывающуюся сцену в фокусе камеры.

– Изволите видеть, Ваше Высочество, – шепотом пояснил Фомченко, – боец с позывным Абрек укрылся за караульной будкой. Видите, там брусчатка темнее? Это потому, что она меньше нагрелась за день, в тени стены. А командир группы, его позывной «Вомбат», скрывается в нише возле ворот.

– Чего же этот Абрек ждет?

– По двору ходит парный патруль. Сейчас они зашли за угол цейхгауза, но вот-вот появятся снова. Если боец снимет часового сейчас – не успеет утащить тело.

– Тело? Вы что, хотите сказать, он его…

– Нет-нет, что вы, только оглушит. Или усыпит, есть у них спец… особое средство.

Два пятна неторопливо пересекают двор. Часовой возле будки сделал движение, зеленая искорка погасла.

«Ага, спрятал носогрейку в рукав шинели. Значит, все же нельзя…»

Патрульные свернули, подошли к будке, остановились. Постояли секунд тридцать, медленно поползли дальше.

– Абрек, я Вомбат. Что у них там?

– Ничего, вставили пи…лей часовому за курение на посту.

Смешки, прокатившиеся по рубке, стали ответом хмыканью в динамике.

– Ладно, Абрек, жди команды.

– Николай Антонович, вы сказали, что командир группы… как его бишь?..

– Вомбат, Ваше Высочество. Старший лейтенант Маликов.

– Без титулов, прошу вас. Вы сказали, что он спрятался, верно? Тогда как он узнал, что патруль остановился возле будки?

– У него в комплекте аппаратуры связи есть небольшой монитор, ваше… Николай Николаич. Вомбат видит то же, что и мы. И может попросить оператора осмотреть камерой любой участок.

– Абрек, по щелчку. Князь, Любер, готовность пять, два щелчка.

– Принято, Абрек.

– Принято, Любер.

– «Князь» – это прапорщик Лобанов-Ростовский? – негромко осведомился Николай Николаевич.

– Так точно, он. Он тренировался вместе с группой и вот, сами видите, – действует вполне уверенно.

Щелк…

Сжавшаяся в комок фигура распрямилась, метнулась, огибая будку, столкнулась с первой. Ярко-зеленая точка отлетела в сторону, раскидав крошечные искорки.

«Трубку уронил…»

Фигура медленно попятилась в серо-зеленую тень.

«Утаскивает часового…»

Щелк-щелк…

Изображение скачком сместилось, крутанулось, и Андрей успел увидеть лишь конец движения – две бледно-зеленые кляксы рухнули с козырька каземата на патрульных. Короткое мельтешение, и бойцы уже волокут тела через двор.