Ирина Булгакова - Рандом (СИ)

Я бежала по мосту, с трудом переставляя ватные ноги. Мне казалось, что я двигаюсь во сне. И так же, как в сновидении, вместо мелькающих в реальности решеток, огораживающих мост, я видела собственное тело, на которое уже завершилась охота – окровавленное, с разорванным животом, ползущее в сторону от равнодушно бредущего по следу зверя.

Дыханье сбивалось. За бешеным ритмом музыки прятались прочие звуки – и мои шаги, и шаги медведя. Мост кончался. Дальше меня поджидало открытое пространство, упирающееся в закрытые двери домов. Где-то слева – боже, невообразимо далеко! – маячила опрокинутая набок махина экскурсионного автобуса. Все, на что я могла рассчитывать – оттянуть неизбежный конец, взлететь на крышу, до которой преследующему меня чудовищу оставался один, не самый мощный рывок.

Я поворачивала налево, когда боковым зрением уловила движение. Даже представить себе не могла, насколько я уступила в беге свирепому зверю! Отчаяние лишило меня сил. Мои ноги зацепились друг за друга и я кубарем полетела вниз, сдирая ладони о шершавое полотно асфальта. Я не чувствовала боли от содранной кожи, звуки музыки отдалились. Обреченная, я приподнялась на локтях, чтобы увидеть несущееся на меня чудовище, разглядеть приоткрытую пасть, пар от дыхания.

Звука первого выстрела я не слышала. Зато видела, как дернулся зверь, словно с размаху ткнулся головой в невидимую преграду. А над ним метнулось вверх темное облако. Медведь сбавил скорость, качнул головой, сея вокруг кровавые брызги. Шерсть на загривке поднялась. Косолапо загребая передними лапами, он пошел ко мне. Потом я услышала грохот. Один, другой и третий. Медведь принимал пули, словно отмахивался от чего-то, сильно ему досаждающему. Его движения замедлялись. Когти скребли асфальт, стремясь донести уже плохо слушающееся тело до вожделенной добычи. Почти мертвец, он был по-прежнему опасен. Один взмах огромной лапы запросто раскроил бы мне череп. Не говоря уж о том, что бы от меня осталось, вздумай он навалиться на меня всем телом просто для того, чтобы умереть. Я попыталась подняться, но рука моя подломилась и я завалилась набок. Мы оба ползли – зверь ко мне, я от него. Вполне возможно, все закончилось бы для меня плохо, если бы два последующих друг за другом выстрела не положили бы конец. На мое счастье, кровожадному любителю человеченки. Крупная дрожь последний раз пробила мощное тело и зверь затих. По асфальту, сначала быстро, потом все медленней потек красный ручей.

Пахло отвратительно. Меня замутило. Прямо перед глазами, выдвинувшись откуда-то из реальности, возникла протянутая рука. Я подняла голову.

- И что я могу сказать? Охота удалась. – Даниил улыбался. Только на лбу блестели капли пота.

Он говорил, старательно приводя в порядок сбитое дыхание. На боку, из странной, длинной кобуры торчала рукоять какого-то оружия. Я потянулась к его ладони, вложила туда свою, окровавленную. Даньке пришлось поднатужиться, чтобы помочь мне утвердиться на негнущихся ногах. Он, точно как недавно медведь, не мог закончить движение. То ли хотел меня обнять, то ли наоборот – оттолкнуть. Хотел, но все не мог решиться.

– А ты неплохо справилась с ролью приманки, Влада. Только в следующий раз бегай быстрее. Планов – охренеть. Из зоопарка еще тигрица смылась, насколько я знаю.

Меня колотило. Я старалась не смотреть в ту сторону, где лежала туша.

- Не, Влада. Стометровка ни к черту, конечно. Будем тебя подтягивать. С завтрашнего дня и начнем тренировку. Зверей пока подключать не будем. Для начала надо тебе набраться сил. Ты как на это смотришь? Говорят, медвежье мясо…

Дальше я не слушала. Меня вывернуло наизнанку.

Глава 8. Сусанин

Сусанин

Они лежали рядком. Истощенные, в немыслимых позах. В тряпках, чуть прикрывающих высохшие тела. С гримасами – в спазмах эмоций, впечатанных в бледные лица напоследок. Мужчины, женщины, дети. Бывшие. Теперь просто трупы.

Спокойно, без суеты, Колюня укладывал мертвецов в свежевырытую яму. Высокий, нескладный, деревянно-ломкий в суставах, могильщик мало чем отличался от тех, кого отправлял в последнее путешествие. Толстовка на пару размеров больше болталась на худом теле, в растянутые рукава попадала земля. Колюня не обращал внимания на неудобства. Он трудился. Мертвецы безропотно принимали помощь, ложились себе рядами, насколько возможно плотно занимая свободное пространство. Страшный пазл складывался с трудом. Под трупами оседала земля, они шевелились, отчего казалось, что они пытаются устроиться удобнее.

Я стоял неподалеку, надвинув на голову капюшон, засунув руки в карманы куртки. От предложенной помощи Колюня отказался. Из неясного бормотания вычленилось несколько слов про «свой крест». Настаивать я, естественно, не стал. Моя совесть, облегченно зевнув, заснула сном праведника. Я смотрел на то, как старательно Колюня накрывает мертвецов каким-то полотном, как осторожно ступает между ними, стараясь не задеть конечности. Как чуть позже, по-прежнему бормоча себе под нос – на этот раз я четко расслышал « в лоно свое» - идет к экскаватору. Комы земли засыпали укрытые трупы. Кое-где ткань сбивалась, обнажая обращенные к небу лицу.

В моей голове царила неразбериха. Единственное желание, с которым я отчаянно боролся – желание выпить. Мне приходилось держать данное Колюне слово.

- Ты, это, - с упреком сказал он мне утром, - не пей. Ты мне трезвым нужен. Чтобы потом не говорил.

Среди оголенных ветвей берез висело низкое солнце. Вполне угадываемое за легкой облачностью. Временами оно подглядывало за тем, что творилось на кладбище. Медленно светлело, потом снова все становилось серым.

Мне хотелось выпить. И чем дальше, тем сильнее. Я едва дождался, пока, удовлетворясь содеянным, Колюня спрыгнул с подножки экскаватора.

- Ну, это, - простужено сказал он, - все. Пойдем теперь в часовню. Ждать, того, недолго.

Чего именно собирался Колюня ждать, он толком не объяснил. Все, что я понял из его сбивчивой речи после собрания: с мертвецами происходит что-то не то, но лучше один раз увидеть, чем… Вот-вот. Через несколько часов после наступления темноты я вспомнил Колюнено «увидеть». Конечно, выяснится, что он так не говорил. Вообще с моей точки зрения, последнее дело пытаться выяснять кто и что сказал. Это не срабатывает даже через пару минут, ибо каждый пытается перетянуть одеяло на себя, меняя слова, вкладывая свой смысл в междометия. А уж делать это на следующий день – стопроцентный повод к скандалу.

Более чем скромное кирпичное здание с окнами, выходящими на обновленный свежим холмом ландшафт, часовенка, казалось, застряла между двумя толстыми стволами берез. Колюня потянул на себя деревянную дверь, плотно засевшую в грязно-сером ковре из листьев. На удивление, та отворилась без скрипа, впустив в жалкую комнатенку хозяина и гостя. Внутри все обстояло аскетично, как и представлялось снаружи. Пара стульев, койка, стол, да шкаф, забитый иконами.