Ирина Булгакова - Рандом (СИ)

Наш общий друг вздрогнул. Насколько я знала, Кир оставался девственником. И перспектива внезапно стать отцом не могла его не удивить. Впрочем, как и меня. Я не хочу об этом говорить, но раз уж зашел разговор… О сексе. В наши дни…

О-па. Я заговорила как старушка. Короче, в лицее не принято было обсуждать эту тему. Вернее, говорили те, кто уже отстрелялся. Вот у них закатывались глаза и терялись слова. От удовольствия, наверное. Остальные – те, кто не перешел Рубикон, молчали. В каждом классе находилась любительница выдавать желаемое за действительность, но фантазерка кололась на деталях. И тогда все вокруг понимали, что она врет. Все, кроме нее.

- Алиска, ты что завелась? – Я встала на сторону Кира, у которого и со второй попытки не получилось закрыть рот.

- Просто, - она сдулась, как воздушный шарик. Со стуком плюхнулась в кресло и уставилась в окно. К ее ногам, как добыча какой-нибудь старинной Артемиды-охотницы жалась меховая черно-бело-коричневая гора.

- Даже трахаться без опаски нельзя, - охотница пнула ногой давно поверженных животных.

- Как будто раньше было можно, - тихо сказала я и добавила еще тише, но меня услышали.

- Трахайся с презервативами, - передразнила меня Алиска. – Я бы и трахалась. Если б было с кем.

«Чем тебя Данька не устроил?» - хотела поинтересоваться я и прикусила язык. Насколько я поняла из последней исповеди пьяной Алиски, у них с ним что-то было. Однако он, как последний козел и придурок, посмел не настаивать на продолжении этого «что-то»… Да, и вообще она сама его послала.

Времени на подготовку к мероприятию Алиска нам оставила всего ничего. Но мы с Киром умудрились все успеть. За два дня до наступления часа икс, мы пригласили всех, кого смогли. С Киром за спиной, я гоняла на мотике, заставляя простуженный город чихать, впитывая рев мотора. В принципе, я ожидала, что отзовутся некоторые, но оказалась не готова к тому, что пришли почти все. Исключая старичков – уверена, именинница не одобрила бы их появление, я поступила благородно: в числе приглашенных имелись и те, кого мне приятно было видеть. Очень немногочисленные те.

Кир раздобыл где-то баллон с гелием и в назначенное время, или в те цифры, на которые показывали стрелки многочисленных часов, Юсуповский ожил. Много, разноцветные – шарики парили под потолком одной из гостиных (Кир назвал ее, но я забыла), медленно перемещались ближе у окнам, просились наружу. Все это бардово-бархатное, стенно-портретное великолепие пялилось на нас – тех, кто не мог ответить бывшим великим таким же уверенным в завтрашнем дне взором.

Даниил копался полдня, подключая электрику дворца к какой-то странной железной машине, но результата добился: дворец частично сиял, встречая гостей. Конечно, он предупредил, что надолго сверкающего великолепия не хватит, но ожидание праздника не внимало доводам разума.

Алиска тоже сияла. В прямом и переносном смысле. Свободным от брюлликов местом можно было назвать только лицо. Нет, правда, не удивлюсь, если и нижнее белье украшали драгоценные камешки. Где она их брала, я не знаю, но те, которые сверкали в ушах, завораживали. Какой-то своей сердцевиной, спрятанной внутри, они ловили свет, удерживали, рассеивали, десятками тонких острых лучей скользили по щеке, по шее, по безупречной Алискиной коже. Немыслимое по красоте платье, расшитое по аналогии не стразами, превращало именинницу в волшебную фею. Дрожащий ореол света, который генерировали крохотные линзы, отрывал ее от земли, казалось, еще мгновение, а она взлетит.

- Пусть все скажут – ты красива. Я скажу – ты прекрасна. Разе можно сравнивать солнце и луну? Каждое из них красиво по-своему, но нет человека, который бы не признал эту красоту. Алиса, звезда и услада моих очей, когда я смотрю на тебя, душа моя поет, а сердце бьется в груди. Если бы можно было бросить его к твоим прекрасным ногам, я так бы и сделал. Ты – как роза. Прекрасная, нежная. Но роз без шипов не бывает…

Султан нес всякий вздор. Он явился без своего гарема, поэтому все внимание досталось виновнице торжества. В полном объеме. Она цвела, по-королевски принимая подарки. Сильной кавказской рукой Султан сдвинул на край стола весь наш долгоиграющий консервный инвентарь. На белоснежной скатерти возникли многочисленные закуски – еще теплые хачапури, чахохбили, чашушули, еще какие-то блюда с названиями, состоящими из сплошных шипящих. Домашнее вино и чача пузатыми боками растолкали враз потускневший иноземный потенциал. На соседний столик, инкрустированный цветочным рисунком, приземлилось ведро, заполненное мясом, чуть позже превращенным Султаном во дворе на мангале в ароматный шашлык.

- Боже, Султан, ты волшебник, - ворковала Алиска, касаясь пальцами, естественно унизанными перстнями, волос на руке восточного мужчины.

- Звезда моя, тебе стоит только захотеть. – Султан не двигался с места, чтобы не вспугнуть добычу, по своей воле идущую прямо в сети. Но взгляд его тянулся, обволакивал, брал в плен.

Уплетая за обе щеки хачапури, я легко представила себе любимую гюльчитай Султана – Алиску, с утра до вечера лежащую на огромной кровати, заваленной разноцветными подушками, отстегивающую тонкими пальцами виноград с веточки, заботливо выращенный в теплицах менее любимыми женами.

- Я думаю, мой подарок тоже в тему. Поздравляю, - скучно сказал Яровец. Преодолевая сопротивление живота, он сложился в два раза и откуда-то из под стола достал и водрузил на стол два куриных трупа, приготовленных на гриле. Наверняка, оставил семью без двух субботних обедов.

Мне стало жаль и его жену, и детей. И тут же, усугубляя грусть-печаль, мне вспомнился Антошка. Мое сердце в очередной раз разорвалось от жалости. Может, Кир прав и мне стоит перестать к ним ездить? Позволить им… уйти? Слово «умереть» душило меня. Я думала об этом иногда, отрешенно от ситуации. Однако как только перед моим внутренним взором вставало бескровное, немое Антошкино лицо… Мне хотелось бросить все и оказаться с ними. Вместе. На днях я воспользовалась тем, что мама сидела неподвижно в кресле, высматривая что-то на черном экране телевизора. Подобное зрелище также резало мне душу. Поначалу, чтобы не видеть… Как бы это объяснить – того, что подтверждало мамину болезнь, я включала ей видик. Крутилась какая-то ерунда, мама иногда попадала в тему, реагируя на происходящее. И если слегка сойти с ума, то легко представлялось прежнее. Настоящее. Обычное.

Мое.

Я отвлекалась. Так вот. Мама сидела тихая, неподвижная. Она пыталась участвовать в экранном действии, даже хмыкала временами. Или брала в руки дешевый смартфон, терла пальцем мертвый экран. Потом надолго задумывалась, так и не решаясь поднести его к уху.