Ирина Булгакова - Рандом (СИ)

Мысли прыгали.

Я сидел.

Слонялась по комнате Машка.

- Сдохни, тварь, сдохни, - на этот раз впопад говорила она.

Глава 4. Сусанин

Сусанин

…А поутру они проснулись.

Не знаю, как кто, но я спал как убитый. Вполне возможно, впервые со дня начала мертвого сезона во мне оформилась и созрела какая-то полноценность. Будто до этой ночи я вел себя как человек, у которого оттяпали важную часть, а он продолжал жить, не подозревая о ее отсутствии.

Утром был свет, когда я открыл глаза. За окном падал снег и, клянусь, у меня первой возникла мысль о том, сколько же его нападало за ночь, и совсем не о том: а не проснулся ли я рядом с мертвецом. Потом я почувствовал дыхание Влады, ее руки-ноги, закинутые на меня. И все равно - ни хрена я не вспомнил о раненом, лежавшем от меня бесконечно далеко, через горы и долины Владкиного тела. Она сопела мне в ухо. Счастливая, блуждала в недостижимой для всех реальности. Она согласилась бы остаться там навсегда – точно знаю. А я? Согласился бы так лежать вечно, слушая музыку ее ничего-не подозревающего сопения?..

Придет же такая хрень в голову. Полежишь вот так пару ночей рядом с девчонкой и заразишься розовыми соплями.

Кир застонал. Тогда я вспомнил о нем. Осторожно сдвинул с себя конечности Влады и выкатился с кровати на пол.

- Макс, мне больно, - услышал я.

Кир выглядел бледным, изможденным. На лбу блестела испарина.

- Очень больно, - сказал он, облизнув потрескавшиеся губы. – Что-нибудь… можно сделать?

Я кивнул. Пошел в соседнюю комнату набираться опыта в медицинском справочнике. За моей спиной заворочалась Влада.

Если верить медицинским терминам, ближайший день покажет, выживет ли наш Кир. С градусником, бинтами, я не спеша применил к нему наспех полученные знания. Температура осталась высокой, но рана – на мой взгляд – затянулась неприятными на вид серо-багровыми пятнами. Я вколол ему все, что придумали вкалывать в подобных случаях умные люди, веками занимавшиеся врачеванием. Есть парень не стал, только выпил чаю, постанывая, бросая на нас с Владой - неприлично здоровых – полные страдальческой потусторонности взгляды.

- А вам не кажется, что мы похоронили не того… не ту, - чуть позже он высказал вслух мысль, продуманную мною.

- Как тебя угораздило? Чего ты вообще куда-то поперся? – сжимая в руке чашку с растворимым кофе, мягко наехала на раненного Влада.

- Просто вышел… прогуляться. Было красиво.

- Прогулялся? Не мог меня дождаться? Вместе бы…

- И что? – усмехнулся я. – Ты бы его защитила? Вместе бы. Да теперь вместо одного простреленного мы имели бы двух! В лучшем случае.

- А в худшем-то что? – насупилась Влада.

- Догадайся с двух раз! В худшем - медицинский справочник ни фига бы не помог. А у Колюни прибавилось бы. Хлопот.

- Что-то я не припомню случая, когда киллер охотился бы сразу на двоих, - буркнула Влада, но без готовности бросаться на амбразуру.

- Более того, - добавил я, - я не помню, чтобы он так нагло отстреливал кого-то посреди дня. Да… Лохонулись мы, ребята.

- Достал он меня. Все просто, - прошелестел Кир. – В тот раз я был… приманкой. Вот он и доказал. Что сильный. Что может.

- Ты помнишь, как все случилось? – спросила Влада, чтобы отвлечь парня от философии, слезами выступившей на его глазах.

- Шел себе, по Вознесенскому. К мосту. Никому не мешал. Все-все покрыто снегом. Пушистым. Красиво. Я не видел такого. Никогда.

- Не видел он, - не сдержалась Влада. – Насмотрелся?

- А что мне еще оставалось? Ты с утра… обложила всех. Алиска с Данькой уехали. Я был… одиноким.

- Хватит на него наседать, - вмешался я. – Мы все решили, что проблемы нет. Посчитали, что единственное, с чем предстоит бороться, это холод и зима.

- И одиночество, - упрямо вставил Кир.

- Господи, Кир, да нормально все! – сорвалась Влада. – Мы всегда с тобой вместе! Вчера у меня настроение было ни к черту. У тебя у самого, что, плохого настроения не бывает? Ты - тот еще зануда.

- Настроение у нее плохое, - не сдавался Кир. – Обложила всех, обозвала. Еще давай, все собачиться начнем. Как будто все у нас хорошо и только этого не хватало. Для полного счастья.

- Ладно, Кир, оставим эмоции, - отмахнулся я. – Вернемся к рассказу. Ну, вышел ты к мосту, и что? Заметил что-то странное?

- Например?

- Следы, - я пожал плечами, - звуки.

Кир отрицательно покачал головой.

- Нет. Все было… Тихое. И белое.

- Ты где стоял, когда раздался выстрел?

- Слева от моста, собрался переходить. Там дальше сугробы намело. Вернее, засыпало что-то. Думаю: не пройти. Еще подумал о тебе. Так хорошо, что снегоходы ты всем подготовил.

Кир побледнел – хотя куда уж было больше – схватился рукой за грудь.

- Ладно, - я решительно поднялся. – Вопросы потом. Тебе нужно поспать. Хочешь чего-нибудь? Бульона? Чаю? Есть? Пить?

Кир закрыл глаза.

- Больно опять, Макс, - пожаловался он. – В груди все горит.

- Ок. Сейчас вколю тебе еще обезболивающее.

Я пошел было к выходу и обернулся – черные волосы крылами обнимали тонкое белое лицо. Совсем мальчишка. Как бы вел себя я, будь мне сейчас четырнадцать? Мы, взрослые мужики, подставили пацана под пули киллера, рассчитывая с его помощью избавиться от проблемы навсегда. Но судьба распорядилась иначе. И имя той судьбе – Верка. Вредная баба запланировала убить двух зайцев: и удавочку затянуть на шее нашими руками и, подставив себя, заставить расслабиться. Хай нас всех киллер перестреляет потом, тепленьких. Ладно. Как говорится, и хераполис с ней… Эксперимент жаль. Не завершился. Еще спасибо следует сказать маньяку – дал нам хоть месяц вздохнуть свободно. Или… Специально ждал, пока Верка двинет кони. Ведь стоило ему объявиться раньше, гуляла бы Верка на свободе. Наверное. По крайней мере, я настоял бы на том, чтобы отпустить ее на поруки к Султану.

Или…

Или все хуже. Гораздо. Кто расследовал смерть Верки? Ну, повесилась больная тетка, и? Даже отдаленно напоминающая расследование мысль не созрела ни в одной из наших голов. А что если – такая версия имела право на существование – наш искомый снайпер с дальнего боя переместился, сука, на ближний. Устал ждать результата. Время ползет, а выживших еще… есть. И потом, кто их считал, этих кроликов на заклание, сидящих по своим норам, охраняющих жизни тех, кого к жизни вернуть не дано? Привязанных к определенному месту чувством – каким угодно. Хочешь долгом, хочешь любовью, хочешь благодарностью, хочешь привычкой. Сидит себе такой кролик, без права выйти на свободу. И держит его что-то посерьезней наручников. Ай да раздолье для заинтересованного маньяка. Приходи, работай. Бьюсь об заклад, мы многих не досчитаемся по весне. Если вообще будет, кого считать.

По большому счету следовало и вчера смотаться на Вознесенский, осмотреть место происшествия…