Сергей Калашников - Внизу наш дом

Зато к нам мчится мотоцикл с коляской. Поворачиваю в сторону нового действующего лица — мотоцикл разворачивается, словно приглашая следовать за собой. Следую. Постройки, к которым привел нас лидер, носят следы бомбёжки. Завалов нет, но частично обрушенные стены и пустые глазницы окон, копоть и обнажившиеся стропила — ясно говорят о том, что немцы сюда прилетали.

Несколько человек в технических комбинезонах накидывают на наши машины маскировочную сетку, прилаживая её край к устоявшему углу почти совсем рассыпавшегося здания, а нас везут дальше всё на том же мотоцикле. Следы засыпанных воронок, мусор, собранный в кучи в стороне от дороги. Я сижу позади водителя и думаю о том, что нас ожидает. Зачем нас вызвали к столь высокому командованию?

Траншеи, блиндажи, землянки, палатки… штаб расположен не в здании, а расквартирован в полевых условиях — увиденное наполняет мою душу чувством удовлетворения. Тут уже перешли с мирных рельсов на обычное для военных условий существование. Нет, в прошлой своей жизни я в штабах такого уровня не бывал, но именно здесь как-то всё кажется мне правильным, естественным, характерным для военного времени.

Высадили нас у входа в погреб, где под маскировочной сеткой пришлось немного подождать. Потом вниз по ступенькам длинных лестниц проводили вниз в кабинет, расположенный в подземном сооружении. На настоящий бункер не тянет, но глубоко. Бритый генерал майор выслушал доклады о нашем прибытии по его приказанию и устало показал рукой на ящики, служащие стульями — видно, что тут пока не обжились.

Мы-то знаем, что это генерал-майор Мичугин — начальник авиации позавчера округа, а сегодня — фронта. О нём рассказал начштаба, собирая нас в дорогу. Охарактеризовал, как человека осторожного, но неплохого организатора. Сам-то я под его началом служил ещё в прошлой жизни, но на столь громадном удалении по вертикали власти, что встретиться нам ни разу не довелось.

— Два капитана, командиры полков, сущие цыплята, — задумчиво посмотрел на нас генерал. — И что прикажете с вами делать? Не успела начаться война, как у одного в полку осталось всего четыре боевых машины, а у другой вообще одна.

— Потери не боевые, — ответила Мусенька. — Летчиков и личный состав из наших частей изъяли по приказу командования ещё в мирное время. По-2 перевели в связь, а Мо-1 забрали в разведку. Вот здесь всё подробно изложено, — она подала папку с бумагами. Картонную, с тесёмочками.

Мичугин даже развязывать их не стал — положил рядом с собой:

— Ваши полки ставка переподчинила нашему фронту. Как это ни удивительно, в настоящий момент я — ваш непосредственный начальник. Поэтому у меня к вам, товарищ Субботин, очень неприятный вопрос. Почему ваши разведчики, так называемые Мо-1, вместо аппаратуры аэрофотосъёмки укомплектованы фото-кинопулемётами? Полюбуйтесь, что получается после проявки сделанных ими снимков — на предъявленных нам фотографиях были представлены во всей красе ошмётки, летящие из Мессеров, Хейнкелей-112, незнакомого биплана и Харрикейна с опознавательными знаками румынских ВВС. Их явно дырявили из ШКАСов.

Снимки были некрупные — я сложил их стопкой, как колоду карт, и технично раскидал по столу, словно раскладывал пасьянс.

— Восемнадцать сбитых, товарищ генерал, — быстрее всех сосчитала Мусенька.

— Самолёты созданы, а пилоты обучены для завоевания господства в воздухе. Их цель — выбивать у противника истребители. Это втемяшено к ним в головы на уровне рефлекса. Ни самолёты, ни пилоты для решения разведывательных задач не подготовлены, а появление фото-кинопулемётов с моей точки зрения необъяснимо. Машины и лётчики в период внесения изменений в оборудование и назначение мне не подчинялись.

— Знатно накуролесили, ты не находишь, Фёдор Георгиевич? — появившийся из-за наших спин генерал майор был, скорее всего, Матвеем Васильевичем Захаровым, в будущем, начальником Генштаба и маршалом. Его я помнил с той жизни, хоть и был он тогда старше. Нет, лично мы не встречались, но фотографии кое-где появлялись. Мой начштаба охарактеризовал его как решительного умницу. — Не стоит горячиться, тут, похоже, что-то весьма интересное. Это ведь твои соколики переправу западнее Бельц держат в состоянии нескончаемого восстановления. Разведка донесла, что бомбы на неё падали прямо с чистого неба. Только очень тёмного. Не вы ли, барышня, наслали их на головы супостатов?

— Грешна, батюшка, — не растерялась Мусенька. — А вторую машину для обеспечения всенощного кошмара путём неправедным выманила у супруга своего.

Обстановка сразу стала менее напряженной.

— Сможете и в эту ночь разрушить эту переправу? — сразу же взял быка за рога Захаров.

— Немцы наверняка подтянут зенитные батареи и прожектора. Двумя машинами никак не прорваться, — ответила Муся серьёзно. — А больше у меня нет — двадцатого вся техника и имущество полка вместе с лётным и техническим составом были переведены в связь.

— Надо бы разобраться, — Захаров посмотрел на Мичугина.

— Надо бы, — кивнул Федор Георгиевич. — Учитывая восемнадцать сбитых за один день…

— Ещё четырнадцать сбили остатки полка, — поспешил вставить я.

— По штуке на нос, если в среднем, — подтвердила Мусенька. — А сегодня где вообще фрицы? Почему не прилетают?

— А этого, милая капитан, вам знать не следует.

— Кравцов, — Мичугин повернулся в сторону дверного проёма. — Жулебина с приказами о переподчинении триста тридцать третьего МАП и шестьсот шестьдесят шестого НАП. А потом Журбу позови. Так что вам понадобиться, чтобы разбомбить эту переправу, Мария Антоновна?

Мусенька оглянулась на меня, а я кивнул.

— Пусть пара Мигов покружит над этим мостом на большой высоте в назначенное время. Шурик при свете зенитных прожекторов подавит батареи, а мы прогондурасим этих гондурасов. Но утром нужно будет посылать сушки, а лучше — горбатых. При свете нас собьют из любой рогатки. А когда вы вернёте наши самолёты и полковое имущество? И обязательно лётчиков! А то, после работы с одной машины повреждения моста совсем небольшие — буквально на час ремонта. Переправу же нужно постоянно держать в тонусе.

— Вы что, с Тумы прилетели? Извольте выражаться по-русски.

— У меня в полку много девушек. Они очень страдают, когда я ма… э… сквернословлю.

— Что? В обморок падают?

— Смущаются. А одна даже может расплакаться.

Пока мы перешучивались, Захаров ушел, зато появился подтянутый лейтенант с приказами о нашем переподчинении. Он принес ещё несколько бумаг, которые отдал генералу. Так что, какое-то время все читали, а лейтенант пялился на мою хорошую. Потом зашёл человек-глыба. Как на нём сошелся китель — ума не приложу. И какой это размер — не скажу. Просто не знаю таких цифр.