Сергей Калашников - Внизу наш дом

— То есть, с меньшей мощностью?

— Не совсем. То есть они слегка форсированы, если залить авиационный, а с автомобильным тянут как старые добрые М-11.

— На тех же настройках?

— Я умею перестраивать. И мои девочки тоже умеют.

— Хочешь сказать, что можешь летать на всём, что горит?

— На керосине мощность падает чересчур сильно, а то и вовсе глохнет мотор. Нет, не на всём, но некоторые экзотические смеси вполне подходят.

— Так-так, — протянул я задумчиво. — Перетяжелённый самолёт с дефорсированным мотором.

— Когда есть хорошее горючее — наоборот — с форсированным. Но, ты ведь знаешь, что летаем мы не быстро и не высоко.

— Да уж, — пробормотал я озадаченно, — с такими моторами, пожалуй, и вправду, не отдадут. Слушай, а где ты их взяла?

— Так в Запорожье специально разрабатывали целую линейку двигателей на базе пятицилиндрового М-11. И на семь цилиндров, и на девять. У них даже где-то до трёхсот лошадок были модели специально для гражданских самолётов. Они и с бензинами всяко пробовали, чтобы можно было использовать топливо подешевле и менее дефицитное. Я на этот вариант и сделала стойку — теперь эта модель стала основной. Она идёт и на все остальные машины. Хотя, старые моторы тоже могут работать и не на самом качественном топливе — ну, ты же в курсе.

— В курсе, в курсе. Но мы, если лили не то — молились, чтобы об этом никто не узнал. А что ты вообще забыла в этом Запорожье?

— Как что? А кто, по-твоему, должен был поставить на двигатель генератор? С какого причиндала, спрашивается, приборы подсвечивать? Фару посадочную что, ацетиленовую ставить?

— Ты бы ещё и винт изменяемого шага попросила!

— А кто сказал, что не просила? Но на это уже моей влиятельности не хватило. Или просто не было производственных мощностей? Да и смеялся Автандилович над самой идеей боевого применения У-2. Тебе, вон, сразу поверили, потому что ты летал со свистом задом наперёд, а я что? Девочка — божий одуванчик. Всего и достоинств, что крестиком вышиваю да на швейной машинке умею. И вообще, вы, мужчины, такие противные!

— Интересно, а кто тебе про «задом наперёд» рассказал?

— Валерий Палыч, конечно. Когда учился у тебя на курсах в Воронеже.

Я всегда млею от этой женщины — она ведь сейчас говорит не только при Журбе — ещё ряд товарищей делает вид, что находится тут по делу. Видимо, вознаграждает себя за семь лет сдержанности. Не ряд вознаграждает — Мусенька.

— Какой Валерий Павлович? — севшим голосом уточняет Журба.

— Чкалов, конечно. От кого он ещё узнает про тактику воздушного боя, если сам никогда не воевал? Только от Шурика!

Не на шутку растаскало мою золотко. Она сейчас явно не в себе.

— А, может, я вам новых самолётов достану. И пилотов из нового пополнения пришлю. Это ж, чай, не истребители! — исключительно неудачно вклинился Журба.

— Что вы себе позволяете, майор! — вот теперь перед нами реально злая Мусенька. А это — стихийное бедствие. Вернее — полная катастрофа. — Вы представляете себе, что значит, в наше время выцарапать тридцать специально подготовленных машин и обучить тридцать экипажей! Да эти девочки весь театр военных действий знают назубок вплоть до последнего колодца. Они с горизонтального полёта вам на фуражку могут нагадить не хуже голубя. А бомбы? Где мои бомбы? Где, я спрашиваю, мои бомбы! — в этот момент я понимаю, что жизнь Журбы в серьёзной опасности, и встаю между супругой и её жертвой.

То, что она разговаривает со старшим по званию, её не остановит. Размажет по стенке — я её знаю.

— Шурик! — меня тут же ласково трогают за плечо. — Ты ведь дашь мне четверку слетать в штаб. Нужно пожаловаться товарищу Мичугину.

— Не дам. День на дворе, а небо мы так и не очистили. Лети на мошке вместе с Бю — она прикроет, если что.

— А меня не подкинете? — спохватывается Журба.

— Боливар двоих не вывезет, — отвечает Мусенька, снимая руку с кобуры — а дело, действительно было серьёзным.

На летное поле садится в полном составе эскадрилья Ахтямова — с моих плеч словно снимают непосильную ношу.

Полк стремительно обрастает мышцами — возвращение самолётов вместе с лётчиками происходит быстро — заполняются ранее подготовленные стоянки, оживлённее становится в столовой, энергичней шевелятся техники. Пока проходит этот радостный процесс, опишу структуру своей части — она нехарактерна для авиаполков этого времени.

Организационно полк состоит из трех боевых эскадрилий по восемь машин в двух звеньях по две пары. Это двадцать четыре самолета, ещё две пары — командирская, то есть моя, и штурманская, она же разведывательная. Своеобразный резерв или авангард полка при перебазировании, в зависимости от обстоятельств. Эти двадцать восемь самолётов непосредственно предназначены для боевого использования

Последняя отдельная пара летает на УТИ-17С — спарках. Лучший вариант с мотором М-105 мне не достался — в моих стоят менее мощные М-103, но увезти в курсантской кабине двоих или четыре сотни килограммов груза можно. Зачем они? Вывезти пилота, севшего на вынужденную, прорваться за топливом или боеприпасами, срочно доставить запчасти — и это в условиях активного противодействия противника. Война ведь состоит из череды непредвиденных случаев. Летают на этих машинах мой заместитель и снабженец. Не обязательно всегда парой, Машины эти вооружены двумя ШКАСами и двадцатитрёхмиллиметровой пушкой. Могут нести шесть реактивных снарядов или столько же двадцатикилограммовых бомб под крыльями, что крайне полезно в отдельных случаях. Участие в боевой работе для этих самолётов тоже не исключено. Словом, эта пара предназначена на непредвиденный случай, на срочную надобность, которых так много случается на войне. В нормальной обстановке их место — под чехлом.

Четвёртая эскадрилья безоружна — три транспортника ДС-3, посыльно-пассажирский Мо-4, бывший САМ-10 и связной У-2.

А вот в Мусенькином полку на транспортниках сверху установлены турельные ШКАСы с круговым обстрелом. Ну, так у неё вообще был канал добычи этих пулемётов, а у меня только синхронные варианты — не все мои запросы нашли понимание у руководства.

Тем не менее, всё это богатство возвращалось в течение дня. Четвёртого дня войны. Долго они не засиживались — звено за звеном уходило к Пруту прикрывать то бомбардировщики, то штурмовики. Мне было не до полётов — хлопот заметно прибавилось. Замкомполка прибыл только в сумерках на УТИ-17С, конвоируя тихоходный транспортник, доставивший нашу полуторку.

У ночников дела с восстановлением численности шли медленней, но тоже не прекращались. Этой ночью они даже летали на свободную охоту — топили плавсредства на Пруте десятикиллограмовками. Если кто не знает — это семидесятишестимиллиметровый осколочный снаряд с приваренным стабилизатором и взрывателем именно для бомб. Девчата брали их по десять штук и сами находили цели или на реке, или на правом, румынском берегу. А нечего курить, или костры разводить! Впрочем, некоторые израсходовали не всё — так и садились с частью бомб, когда заканчивалось горючее. Доложили о начале возведения моста в другом месте и отметили прибытие к нему восьмидесятивосьмимиллиметровых зениток. Видимо немцы всерьёз озаботились переброской войск для удара на Бельцы и сами взялись за организацию обороны переправы.