Сергей Калашников - Внизу наш дом

— Александр Трофимович! Ну что вы так вцепились в эту Бюхель!? — набрасывается на меня безопасник, едва закрывается дверь. — Ведь взрослый человек, должны понимать, что она немка, а значит, может оказаться предательницей или шпионкой.

— Это единственный вопрос? — спрашиваю я как можно более спокойным голосом.

— Нет, не единственный.

— Огласите весь список, пожалуйста.

Сидящий на ящике Исаков хлопает ладонью по коленке, и восклицает:

— Точно! Именно этот диссонанс и смущал меня всегда — темперамент и бесшабашность юнца под контролем зрелого мужчины. То есть вам, Александр Трофимович, примерно столько же лет, сколько нам обоим вместе взятым?

— Ну-у, — неопределённо кручу пальцами в воздухе, — где-то так. И не зрелого мужчины, а перезрелого старого сморчка. Так что там насчёт остальных вопросов?

— Собственно, второй вопрос от меня, — Иван Степанович смотрит вопросительно.

— Я вас внимательно слушаю.

— Его непросто сформулировать. Отношения в вашем полку очень уж необычные. То деспотические, то панибратские. У меня на глазах подчинённый оттолкнул командира — вы даже замечания ему не сделали. Но, с другой стороны — слушаются вас беспрекословно и исполняют порученное с завидным рвением и толком. Хотелось бы понять, как такое возможно?

— Могут в ухо засветить и от пули заслонить, — кивнул я. — Попробую ответить. Так вот, — повернулся я к Автандиловичу. — Мне глубоко фиолетово, что Бю предательница. И, что она шпионка, тоже розово до тех пор, пока она валит Мессеры и прикрывает мой хвост. Если она перестанет это делать, полк станет хуже справляться с работой. Тут всё примитивно и просто. Что же касается отношений, то тут, как раз очень сложно.

Понимаете, хороший истребитель должен быть драчуном и забиякой. Агрессивным, предприимчивым, самоуверенным и напористым. Увереным в себе, в командире, подчинённых и товарищах. И в неотвратимой победе. Такое состояние души, которое отчасти можно передать термином «командный дух». При этом, не забывайте, что с техникой необходимо быть исключительно аккуратным, а с врагом — осторожным и предусмотрительным. И как, скажите на милость, затолкать столько всего разного одновременно в обычную человеческую душу?

— Кажется, я улавливаю, — кивнул Исаков. — Это как у хорошо сплаванной команды в кабаке на берегу — тронь одного, и все полезут в драку.

— Спевшиеся, сработавшиеся, — согласился я. — Но при этом ещё и невыносимые зазнайки, заносчивые индивидуалисты, забияки и… ну просто не знаю, что ещё.

— Вы, сударь, и без того наговорили достаточно. Ваши слова полны чувств, словно у восторженного влюблённого, повествующего о возлюбленной.

— Точно. Чувства. Передать чувства, настроения, эмоции, — забормотал я себе под нос, невольно прислушиваясь — где-то снаружи звенела гитара. — Если сможете немного подождать, я попытаюсь.

Выскочив за дверь, заторопился к кружку моряков, слушающих пение одного из них. Дождавшись, когда смолкнет последний аккорд, попросил:

— Товарищ краснофлотец! Мне нужно спеть, а без музыки я не могу. И играть не умею. Может быть, поможете?

— А что играть? Напойте, что ли. Попробую подобрать.

— Там три аккорда, — мысленно считая про себя, я указал точное число ударов по струнам, а потом мы опытным путем нашли, в какой последовательности их менять.

В склад моего аккомпаниатора часовой не пустил. Нет, ничего не сказал, но так укоризненно посмотрел…. Я не стал напирать на своё начальственное положение — вопрос решался без нажима. То есть, дверь распахнута, гитарист снаружи, а я внутри.

Взглянув на адмирала и старшего майора, по-прежнему сидящих на ящиках, махнул рукой краснофлотцу, чтобы начинал, и при первых же аккордах запел с выражением, старательно поднимая интонацию к концу каждого четверостишия.

Меня укусила акула,

Когда я стоял в океане,

Но я оставался спокоен,

Терпел, но закончил работу.

Потом прибежали ребята,

И эта акула узнала,

Что значат румяные парни

Из третьей ремонтной бригады.

Аквалангисты — это хорошо,

И взрослые знают, и дети,

Мы радость творим на планете,

Аквалангисты — это не игра.

Сиреневым пламенем дышат

Большие кирпичные домны,

Противник на нашу погибель

Готовит подводные лодки.

Но мы тоже люди не промах,

Мы прячемся в черные дыры,

У нас есть такие приборы,

Но мы вам про них не расскажем.

Аквалангисты — это хорошо,

И взрослые знают, и дети,

Мы радость творим на планете,

Аквалангисты — это не игра.

Когда мы выходим на берег,

То девочки радостно стонут,

И мы начинаем рассказы

Про разные трудности моря.

Но хватит, завыла сирена,

И мы быстро прыгаем в воду,

Мы жить не привыкли на суше,

Мы любим нырять и купаться.

— Не, летун, ты и под музыку петь не умеешь, — заключил морячок, повернулся и ушёл.

— Однако настроение мне уловить, кажется, удалось. В какой-то мере, Аркадий, эта песня отвечает и на твой вопрос. Подчинённый не подведёт командира, зная, что тот его не сдаст — если перевести на язык более распространённых понятий, — Исаков встал. — Простите, вынужден вас покинуть.

— Пропустить, — скомандовал я часовому.

— Где тут можно вздремнуть? — спросил Автандилович усталым голосом.

— Идёмте, провожу. Чай, проголодались с дороги. На кухне должна быть холодная перловка — её не очень любят, поэтому остаётся.

— Да, перекусить не помешает, — согласился старший майор.

«Какой-то он нынче одинокий» — подумал я про себя. — «Это ведь генеральское звание. При нем должен быть, как минимум, ординарец», — но, ни о чём расспрашивать не стал.

Одно звено моего полка сидело в Браилове и одно в Галаце, а две эскадрильи — в Джурджулешти — постоянные вылеты на прикрытие войск держали нас в непрерывном напряжении — немцы пытались бомбить, а мы им не давали. Практически, каждый вылет оказывался боевым, потому что служба наведения ударного корпуса, наконец-то заработала нормально. Без дела нас не беспокоили, и характер обнаруженной цели определяли качественно. Даже типы вражеских самолётов выучили и не путали.

Наши потери? Шесть самолётов и один погибший лётчик. Трое — в госпиталях. Безлошадных я командировал в Воронеж за новыми самолётами и… прибыло пополнение. К счастью — ребята, учившиеся в моей школе — то есть опытные и обученные. В период, когда полк был «раздет» требование на них ушло, куда следует. Но удовлетворили его лишь отчасти — прислали всего семерых. Зато — сразу на самолётах. Такое, на моей памяти, случалось только где-то в сорок третьем, и то далеко не каждый раз.

Размышляя об этом я невольно сравнивал реалии прошлого варианта своей жизни с нынешними — заметны отличия. Раньше как было: летчики отдельно, самолёты — отдельно. Обучение в полку зелёной молодёжи — в порядке вещей. А тут, словно сдвинулось что-то в вышних сферах.