Сергей Калашников - Внизу наш дом

Дело в том, что, не только меня, но и её тоже, отозвали в Главное Управление ВВС, причём, именно к начальнику. Мы единодушно решили, что нас очередной раз проверили, убедились, что и ночные бомбардировщики из учебных самолётов получились, и москитные истребители достаточно эффективное оружие, а не наш досужий вымысел. То есть предложенные схемы работают. А теперь пришла пора озадачить нас новыми проблемами. Естественно, в авиационной области. Вот и вытряхнули и меня и её из действующей армии. Поскольку приказ пришёл от самого главного военного авиатора — значит он в курсе приключившегося с нами переноса сознания в прошлое. Только вот есть дополнительный вопрос. Почему он всё ещё при должности — я-то помню, кто был на этом посту в начале войны. Не Рычагов!

Мусенька, а она у меня большая книгочеюшка, пересказала из читанных ею воспоминаний адмирала Исакова случай, произошедший на совещании у Сталина, когда этот самый Рычагов в ответ на претензии, высказанные к нему из-за большой аварийности с самолётами, огрызнулся, что наши лётчики летают на гробах. После это вождь снял его с должности и отправил учиться в академию.

— Так что, Шурик, именно ты со своими УТИ-16, скорее всего, и сохранил этому человеку служебное положение — лётчики-то наверняка предпочитали отрабатывать задачи на них, а не на строгих в пилотировании И-16. Из-за этого и аварийности особо высокой не было, — Мусенька встрепала мне голову.

— То есть, не обидел Сталин главкома авиации, послав за парту, — согласился я. — Но тогда мне непонятно, как вообще Рычагов столь высоко запрыгнул. Он же совсем молодой, хотя, лётчик, говорят, отличный. С опытом войны в Испании. Но ведь у Сталина есть товарищ Чкалов, который вовсе даже не погиб. Почему он выдвинул другого, менее опытного?

— Думаю, Валерий Павлович достаточно часто спорит с нашим вождём по разным авиационным вопросам. Не забывай — ты много раз показывал Чкалову дурной пример, склоняя его поддерживать непопулярные в это время решения. Вот и пробежала между ними кошка.

Не скажу, что найденное решение можно считать исчерпывающим, но придуманная модель нас устроила. А тут чай принесли, мы достали снедь и приступили к приёму пищи.

В главном управлении ВВС нас почему- то сначала попытались приткнуть в какое-нибудь из подразделений, хотя направлены мы были прямиком к начальнику. Кто-то куда-то бегал или звонил, объясняя, что тут появились никому неведомые капитаны Субботины, и что непонятно, куда их девать. Словом, возникло ощущение, что мы угодили в момент каких-то перемен — в высоких коридорах власти это всегда сопряжено с нервозностью, которая невольно передаётся подчинённым.

Наконец нас проводили в кабинет кого-то из кадровиков — ему в нашем присутствии принесли папки с личными делами, полистав которые, этот майор раздражённо заявил, что подобными вопросами должен заниматься сам командующий. Как будто не к нему нас вызвали! Понятно, что на сделанное заявление мы дружно промолчали и не тронулись с места.

— Вы ведь с фронта, — без вопросительных ноток в интонации, произнёс кадровик, несколько более миролюбиво.

— Так точно. А что, Павел Васильевич куда-то уехал? — поинтересовалась Мусенька.

— Боюсь, да. Во всяком случае, на его место назначен Павел Фёдорович Жигарев, однако, в связи с занятостью, принять вас сейчас он не может.

— Когда нам явиться? — на этот раз любопытство проявил я.

— Право не знаю. Думаю, вам не следует уходить прямо сейчас — хотелось бы узнать о событиях на Южном фронте от его непосредственных участников, — видимо, что-то из наших личных дел показалось этому человеку интересным.

Мы стали рассказывать, сначала в общих чертах, потом, отвечая на вопросы, коснулись и подробностей — нормальное человеческое общение, в какой-то мере без чинов. Подкупил меня человек, проявивший интерес к рядовым, по сути, командирам полков. Хорошо поговорили, а потом, когда я спросил, нет ли планов развернуть авиадивизию Валерия Павловича в воздушную армию, хозяин кабинета нажал на столе кнопку — думал, сейчас принесут чаю.

Чаю не принесли — вошли два автоматчика и лейтенант НКВД.

— Товарищи задают нескромные вопросы, — объяснил прибывшему красному командиру хозяин кабинета.

— Ваши документы.

Вообще-то мы их сегодня уже предъявляли в этом самом учреждении, но, если обычные не подходят — есть у меня и на особый вкус. Я подал тот самый «Вездеход», который на непредвиденные случаи. То есть, если попаду в неприятную ситуацию.

Лейтенант осмотрел его со всех сторон, даже понюхал. Думал — полижет. Но нет — не стал. Попросил подождать до выяснения.

— А не могли бы вы, товарищи, пока ждёте, отдать оружие? — добавил он не совсем уверенным голосом.

Кобуры у нас на ремнях — вместе с ними и отдали. Потом Мусенька достала из-за голенища сапога финку, а я — кинжал, что презентовали мне разведчики. Ещё — пистолетик скрытного ношения — опять же дарёный, трофейный. Он, хоть и пукалка с виду, но дюймовую доску простреливает. Мусенька свой тоже отдала и пару запалов для гранаты выложила. И литой из алюминия кастет — она вообще бережёт пальцы. Я отдал и ножик-выкидыш.

Глядя на горку оружия, хозяин кабинета невольно поёжился. Потом красный командир НКВД ушёл, а мы с автоматчиками остались. Как-то скучно стало — только что так хорошо разговаривали — а тут, как отрезало. Хозяин кабинета вид принял несколько унылый, но почему-то не уходил.

Скучно стало, тоскливо. Дай, думаю, развею немного эту тоску.

— Мусь, — говорю, — скажи, а бывает такая любовь, чтобы один раз, и на всю жизнь?

— Бывает, Шурик. Морячки.

Один из автоматчиков заржал, а потом его поддержал и другой.

Тут открылась дверь и заглянул ещё один красный командир:

— Адмирал Кузнецов прислал за Субботиными машину.

Мы переглянулись — нам стало реально смешно. Вот что теперь будут делать автоматчики, чей командир так и не вернулся? И как на это отреагирует майор?

Знаете, юное тело иногда сподвигает на разного рода шалости.

Николай Герасимович встретил нас приветливо. Вообще-то он был несколько занят в том плане, что разного рода новости ему докладывали буквально через каждые несколько минут, причем многие из них были неприятными — события на фронте разворачивались не вполне удачно. Тем не менее — у него был к нам вопрос.

— Акваланг — водяные лёгкие, — сказал он в качестве вступления. — Люди, носящие эти лёгкие, упоминаются в вашей песне между делом, как нечто само собой разумеющееся. То есть что — в будущем действительно разработают способ добывать из воды кислород для дыхания, как предсказывал Александр Беляев в своих «Подводных земледельцах»?