sdcss

Виноградник и давильный пресс. Миниатюра. 1039 г.

Раньше всего эта система власти укоренилась в Новгороде на Волхове. Там в 1126 году (сразу после смерти Владимира Мономаха, когда в Киеве правит его сын Мстислав, а в Новгороде — внук Всеволод) возникает "смесьый" суд князя и посадника, выборного главы местных бояр. Через десять лет должность князя в Новгороде тоже станет выборной. После смерти Мстислава Великого новгородцы начнут чередовать на своем престоле приглашенных князей из разных городов, не позволяя им создать в Новгороде свою партию и не допуская княжьего землевладения вблизи города. Потом станет выборным и пост городского "владыки" — епископа, но не путем общего голосования, а по жребию из тройки самых популярных кандидатов. Надо же предоставить промыслу Божьему приоритет над многомятежным человечьим хотением!

В какой мере эта республиканская система может охватить всю Русь? Видимо, в такой же мере, в какой опыт Флоренции или Венеции пригоден для всей Италии. Там и тут будет немало республик (как правило, аристократических), поменьше — монархий (вроде Милана и Неаполя в Италии, Суздаля и Смоленска на Руси). Но большинство мелких коммун или княжеств останется вассалами своих более сильных партнеров. Такой симбиоз полисов и сельских общин (будь то в античной Элладе, средневековой Италии или Руси в ту же эпоху) можно назвать симполитией, или феодализмом. Но в первом случае надо помнить о сугубом неравенстве возможностей разных полисов, а во втором — сознавать, что субъекты русского феодализма суть не персоны, а общины людей. Например, в Новгородской республике каждый боярский род связан с определенными селами и погостами на периферии, с определенными семьями ремесленников внутри города. Именно эти бояре веками собирают дань городу в этих селах, распределяют ее, как сырье, среди этих мастеров и потому уверены в поддержке этих горожан и селян в любой политической коллизии. А конфликтов в Новгороде хватает!

Но еще больше их в Киеве, на стыке Руси со Степью, Византией и католической Европой. Заметим, что раскол XI века между православным Константинополем и католическим Римом не воздвиг заметной стены между Киевом и Познанью, Прагой или Парижем. Например, мать князя Владимира Грозные Очи (он умер в Киеве в 1125 году) была дочерью императора Константина IX Мономаха. Жена этого князя — дочь последнего короля англосаксов Гарольда (убитого при Гастингсе). Его сестра была замужем за императором Генрихом IV, а своего первенца князь Владимир Мономах женил на шведской принцессе.

Сходные семейные связи — у ровесника и двоюродного брата Мономаха Олега Святославича Черниговского. У того мать — немка, жена — византийка, а старшего сына он женил на дочери половецкого хана Аепы. Впрочем, вторая жена Святослава Ольговича будет новгородской боярышней, а ее сын станет героем "Слова о полку Игореве". Так быстро и в широких пределах меняется расклад политических сил в Киевской Руси, выражаясь в княжьих союзах, усобицах и городских мятежах. Например, князь Олег после смерти отца был изгнан дядей Всеволодом из родного Чернигова и бежал в приморскую Тмутаракань — приют всех знатных изгоев Руси. Здесь Олег не поладил с торговой верхушкой (в ней преобладали "хазары", то есть иудеи) и был выслан в Византию. После четырех лет ссыпки с помощью нового базилевса Алексея Комнина Олег вернулся в Тмутаракань и сразу стал там правителем, а "хазары" были изгнаны или перебиты.

Рыцарский турнир

После этого Олег десять лет княжил в Тмутаракани и был весьма популярен, но мечтал о родном Чернигове, где правил (по воле своего отца Всеволода) Владимир Мономах. За годы ожидания Олег сдружился с соседями-половцами до такой степени, что степняки дали ему (последнему из русских князей!) древний титул "хакан-рус". После смерти Всеволода Святослав с помощью половцев выгнал Мономаха из Чернигова и перевел туда всю русскую партию из Тмутаракани, а город у моря вернул Алексею Комнину. Следующие 20 лет князья Олег и Владимир пробыли в равном положении: оба правили в родных городах, помышляя о киевском престоле и укрепляя свои шансы заселением северных окраин Руси. В эти годы Мономах основал на Клязьме, рядом с древним Суздалем, город своего имени — будущую столицу Залесской Руси. Олег же избрал своим северным форпостом древний Муром на Волге, а еще дальше, в лесах, основал Рязань.

Вероятно, Мономах всю жизнь завидовал способности Олега дружить со степняками, ибо сам этой способностью не обладал. Унаследовав от обоих дедов имперское и христианское сознание, Мономах не мог смотреть на язычника, как на ровню себе, и не видел шансов крестить половцев, пока среди русских людей (даже горожан) еще сильна традиция "двоеверия". В церкви властвует Христос, но при грозе лучше помолиться Перуну, а в степи хозяин — Див (бог древних ариев). Чтобы лишить соперника опоры в Степи, Мономах выбрал себе особую роль — Укротителя Степняков. До смерти Олега (в 1115 году) Владимир организовал более двадцати походов в Степь, разоряя зимовья половцев в пору весенней бескормицы.

Это не был геноцид — после каждого похода Мономах заключал мир с теми ханами, которые были согласны стать вассалами Руси. Но всякий степняк, которому воля дороже жизни, подлежал уничтожению или изгнанию. Почти так же рассуждал Цезарь, покоряя Галлию; но он имел за спиной мощную римскую экономику и огромный политический опыт, а Мономах лишь мечтал о перестройке Руси в державу римского типа. В 1113 году судьба наконец улыбнулась укротителю половцев — его пригласили в Киев на княжение после смерти очередного законного князя — Святополка.

Турецкие воины

Постаревший воитель был, конечно, рад; но вскоре он узнал, что его зовут не для спокойной жизни, а для решения таких проблем, какие Олег радикально решал в Тмутаракани. Смерть Святополка вызвала в Киеве восстание: черные люди жгли хоромы бояр, убивали ростовшиков-иудеев. Пришлось Мономаху стать экономистом: он добавил в дедовскую "Правду" новые статьи, ограничив процент по займам 33 % в год и отменив те долги, выплаты по которым давно превысили начальную сумму долга. Уцелевшие ростовщики были изгнаны из Киева и лишены зашиты русского закона в случае продолжения их деятельности. Эта мера снизила напряженность в русском обществе, замедлив прогресс в финансовой сфере до социально приемлемого уровня. Впрочем, идея "прогресса" вообще чужда средневековому массовому сознанию; ее исповедники и проповедники (вроде Абеляра) нередко подвергались репрессиям.