Кэсс Морган - Сотня (ЛП)

Он кивнул.

— Да, по крайней мере, он должен быть, в соответствии с записями, — он поднял медальон из ее руки. — Можно?

Глэсс кивнула, и Люк встал за ее спину, чтобы закрепить застежку. Она вздрогнула от прикосновения его руки на ее шее, когда он откинул ее волосы в сторону. Она могла только представить, сколько этот медальон мог стоить… Люк должно быть потратил все свои сбережения. Даже в качестве охранника, у него не было много продовольственных очков, чтобы сэкономить.

— Мне он нравится, — сказала Глэсс, водя пальцем по цепочке, когда она повернулась к нему лицом.

Улыбка осветила все его лицо.

— Я так рад. — Люк провел рукой по ее шее и перевернул медальон, показывая выгравированное золотом букву Г.

— Это ты сделал? — спросила Глэсс.

Люк кивнул.

— Даже через тысячу лет, я хочу, чтобы люди знали, что он принадлежал тебе, — он нажал пальцем на медальон, прижимая металл к ее коже. — Теперь ты просто должна заполнить его своими воспоминаниями.

Глэсс улыбнулась стеклу.

— Я знаю, с какого воспоминания я хочу начать, — она посмотрела, ожидая увидеть, как Люк закатил глаза, но его лицо было серьезным. Их глаза встретились, и в течение долгого времени, в квартире была слышна тишина, за исключением звука их бьющихся сердец.

— Ты уверена? — спросил Люк и немного нахмурил лоб, проводя пальцем по внутренней стороне ее руки.

— Больше, чем я была уверенна в чем-либо в моей жизни.

Люк взял руку Глэсс, электрический ток как будто прошел через нее. Он сжал ее пальцы и, не говоря ни слова, повел к себе в спальню.

Конечно, он обменял его, сказала себе Глэсс. Было бы смешно держать такой ценный предмет, особенно после того как она разбила его сердце. Ощущения покалывания на затылке вытащило Глэсс из ее мыслей. Она напряглась, ожидая увидеть еще одного смутного знакомого, который смотрит на нее с открытым подозрением. Но когда она обернулась, ее глаза остановились на нем.

Люк.

Он смотрел на нее до тех пор, пока Глэсс не начала краснеть, затем перестал, его взгляд блуждал по столу. Странное выражение появилось на его лице, когда его взгляд упал на ожерелье.

— Я удивлен, что никто не ухватил его раньше меня, — сказал он быстро. — Оно такое красивое, — он убрал руки обратно и грустно ей улыбнулся. — Но, опять же, от красивых больше всего страдаешь.

— Люк, — начала Глэсс. — Я… — но потом она заметила знакомую фигуру за спиной Люка. Камилла стояла за прилавком с бумагой, ее взгляд был сосредоточен на Глэсс.

Люк бросил взгляд через плечо, затем повернулся обратно к Глэсс.

— Камилла сопровождает своего отца. Он заболел.

— Мне жаль, — сказала Глэсс.

Но прежде чем она успела сказать что-то еще, она отвлеклась на звук возбужденных голосов.

Глэсс обернулась и увидела Кору, которая кричала на женщину с Уолдена.

— Если вы откажетесь предложить мне разумную цену, тогда у меня не будет иного выбора, кроме как сообщить о мошенничестве с вашей стороны, — женщина побледнела и сказала что-то, но Глэсс не расслышала. Но, видимо, это было по душе Коре, потому что она улыбнулась и подняла большой палец вверх, чтобы просканировать его.

Глэсс поморщилась, смущенная поведением своей подруги.

— Извини… я должна идти.

— Не уходи, — попросил Люк, касаясь ее руки. — Я волновался за тебя, — он понизил голос. — Что ты здесь делаешь? Насколько это безопасно?

Обеспокоенность в его голосе заполнила несколько маленьких трещин в ее разбитом сердце, но недостаточно, чтобы заставить боль уйти.

— Это безопасно. Меня помиловали, — Глэсс старалась говорить уверенно.

— Помиловали? — его глаза расширились. — Ничего себе. Я никогда не думал… Это невероятно, — он сделал паузу, как будто не знал, как продолжать. — Знаешь, ты никогда не говорила мне, почему тебя заключили.

Глэсс опустила глаза, борясь с желанием сказать Люку правду. Он заслуживал того, чтобы быть счастливым, напомнила она себе твердо. Он больше не твой.

— Неважно, — сказала она после короткого молчания. — Я просто хочу забыть все это.

Люк уставился на нее, и в один момент Глэсс стало интересно, видел ли он ее насквозь.

— Ну что же, позаботься о себе, — наконец-то сказал он.

Глэсс кивнула.

— Я позабочусь, — она знала, что поступает правильно в этот раз. Просто она хотела, чтобы это было не так больно.

Кларк нервно сидела в темной палатке-лазарете, пока Талия беспокойно ворочалась во сне от лихорадки, что говорило о том, что инфекция прогрессировала.

— Как думаешь, что ей снится?

Кларк обернулась и увидела, сидящую, Октавию. Та смотрела на Талию широко раскрытыми глазами.

— Я не уверена, — солгала Кларк. Судя по выражению лица Талии, Кларк могла сказать, что она думала снова о своем отце. Она была заключена за попытку украсть лекарства после того, как Совет отказался его лечить; с медицинскими препаратами, они считали, что его перспективы слишком мрачные, чтобы расходовать ресурсы. Талия все еще не знала, что случилось с ним… поддался ли он своей болезни после ее ареста, или он все еще цеплялся за жизнь, молясь о том, чтобы получить шанс увидеть свою дочь снова.

Талия застонала и свернулась в клубок, напоминая Кларк Лилли в одну из ее плохих ночей, когда Кларк бы проникнула в лабораторию, чтобы ее подруга не была одна. Хотя никто не запрещал Кларк помогать Талии, но она чувствовала себя безумно беспомощной. Если они не найдут лекарство, которое было брошено из шаттла, то ничего не сможет облегчить ее страдания.

Заслонка распахнулась, заливая палатку светом и прохладным, едким воздухом, и Беллами ввалился в нее. У него был лук на плече, и его глаза были яркими.

— Добрый день, дамы, — сказал он с усмешкой, когда он подошел к кровати Октавии. Он наклонился, чтобы взъерошить ее волосы, которые все еще были аккуратно связаны красной лентой. Он был достаточно близко, чтобы Кларк могла заметить, слабый запах пота, который цеплялся за его кожу, смешиваясь с другим ароматом, который она не могла определить, но это вдруг заставило ее думать о деревьях.

— Как лодыжка? — спросил он Октавию, преувеличенно щурясь и рассматривая ее со всех сторон.

Она осторожно согнула ее.

— Намного лучше, — она повернулась к Кларк. — Мне уже можно идти?

Кларк колебалась. Лодыжка Октавии все еще была хрупкой, и не было никакого способа укрепить ее. Если слишком сильно надавить на нее, она растянет ее снова или даже хуже.

Октавия вздохнула, а затем закусила нижнюю губу, умоляя.

— Пожалуйста? Я прошла весь путь на Землю не для того, чтобы валяться в палатке.

— У тебя не было выбора, — сказал Беллами. — Но я, конечно, не рисковал бы своей задницей, приезжая сюда только, чтобы посмотреть, как ты получишь гангрену.