timeline

Вновь выйдя в ярко освещенный двор, Марек заметил, что на территории монастыря находилось очень много солдат в зеленых с черным одеяниях Арно, а не несколько случайно зашедших сюда ратников. И эти солдаты не шатались здесь без дела; они держались настороженно, и было сразу видно, что они готовы к бою.

The Abbot's house was small, made of ornately carved wood, and located in a far corner of the monastery. They were led inside to a small wood-paneled anteroom, where an older monk, hunched and heavy as a toad, sat before a closed door.

Обитель аббата представляла собой небольшой деревянный домик, богато украшенный резьбой («Ну и ну», — подумал Марек), и находилась в дальнем углу монастыря. Их провели внутрь, в маленькую приемную, облицованную панелями из полированного дерева. Там перед закрытой дверью сидел пожилой монах, сгорбленный и тяжелый, как жаба.

“Is my Lord Abbot within?”

“Faith, he is advising a penitent now.”

From the adjacent room, they heard a rhythmic creaking sound.

— У себя ли мой лорд аббат?

— У себя, но он сейчас занят увещеванием кающейся грешницы.

Из-за двери можно было услышать ритмичный скрип.

“How long will he keep her at her prayers?” the monk asked.

It may be a goodly while,” the toad said. “She is recidive. And her sins are oft repeated.”

— И сколько времени они еще проведут в молитвах? — спросил провожатый.

— Может быть, довольно долго, — сказала жаба. — Она часто повторяет свои грехи.

“I would you make known these worthy men to our Lord Abbot,” the monk said, “for they bring news of Edwardus de Johnes.”

“Be assured I shall tell him,” the toad said in a bored tone. But Marek caught the gleam of sudden interest in the old man's eyes. Some meaning had registered.

— Я был бы рад представить этих достойных людей нашему лорду аббату, — сказал монах, — поскольку они принесли новости об Эдуардусе де Джонсе.

— Можете не сомневаться, я сообщу ему, — скучающим тоном ответила жаба.

Но Марек был уверен, что в тусклых глазках старика промелькнул огонек интереса.

“It is nigh on terce,” the toad said, glancing up at the sun. “Will your guests dine on our simple fare?”

“Many thanks, but no, we shall—” Chris coughed. Kate poked Marek in the back. Marek said, “We shall, if it is not a great trouble.”

— Скоро треть [Треть — в данном случае — третий из семи канонических часов, определяющих распорядок служб в католической церкви, соответствует 9 часам утра], — буркнула жаба, взглянув на солнце. — Не хотят ли ваши гости вкусить скромной монастырской трапезы?

— Большое спасибо, но нет, мы... — Крис громко закашлялся, а Кейт ткнула Марека в спину. Марек тут же исправился:

— Мы примем угощение с благодарностью, если это не доставит вам хлопот.

“By the grace of God, you are welcome.”

They were starting to leave for the dining room when a young monk ran breathlessly into the room. “My Lord Arnaut is coming! He will see the Abbot at once!”

— Мы рады услужить вам во славу божию.

Они повернулись, чтобы направиться в трапезную, когда дверь распахнулась, и в комнату, запыхавшись, вбежал молодой монах.

— Сюда идет мой лорд Арно! Он хочет немедленно увидеть аббата!

The toad jumped to his feet and said to them, “Be you gone now.” And he opened a side door.

Жаба неожиданно проворно вскочила на ноги.

— Уходите, живо, — сказал старик и распахнул перед пришельцами из двадцатого века боковую дверь.

Which was how they found themselves in a small, plain room adjacent to the Abbot's quarters. The squeaking of the bed stopped; they heard the low murmur of the toad, who was speaking urgently to the Abbot.

Они оказались в маленькой простой комнате, смежной с покоями аббата. Скрип кровати внезапно стих; послышался басовитый голос жабы, докладывавшей аббату о скоропалительном визите.

A moment later, another door opened and a woman came in, bare-legged, hastily adjusting her clothes, her face flushed. She was extremely beautiful. When she turned, Chris saw with astonishment that it was the Lady Claire.

She caught his look and said, “Why stare you thus?”

“Uh, my Lady...”

Спустя несколько секунд отворилась другая дверь, и в комнату вошла обнаженная снизу почти до пояса женщина. Она торопливо пыталась на ходу оправить неудачно зацепившееся одеяние. При виде посторонних ее лицо вспыхнуло. Она была необыкновенно красива. Когда она повернулась, Крис с изумлением узнал леди Клер.

Клер, конечно же, поймала его взгляд.

— Почему вы так смотрите? — спросила она с неподдельным удивлением.

— Э-э, моя леди...

“Squire, your countenance is most unjust. How dare you judge me? I am a gentle woman, alone in a foreign part, with no one to champion me, to protect or guide me. Yet I must make my way to Bordeaux, eighty leagues distant, and thence to England if I am to claim my husband's lands. That is my duty as a widow, and in this time of war and tumult, I shall without hesitation do all that may be required to accomplish it.”

— Сквайр, осуждение, написанное на вашем лице, совершенно несправедливо. Как смеете вы судить меня? Я слабая женщина, одна в чужой стране, где нет никого, кто мог бы защищать и сопровождать меня. И все же я должна добраться до Бордо, за восемьдесят лиг [Лига — мера расстояния, равная примерно 3 милям (4,8 км)] отсюда, а оттуда попасть в Англию, чтобы получить под свою руку владения моего мужа. Это моя обязанность как вдовы, и сейчас, во время войны и хаоса, я буду без колебаний делать все, что потребуется, для того, чтобы достичь этой цели.

Chris was thinking that hesitation was not a part of this woman's character. He was stunned by her boldness. On the other hand, Marek was looking at her with open admiration. He said smoothly, “Pray forgive him, Lady, for he is young and often thoughtless.”

Крис подумал, что колебание было совершенно несвойственно этой женщине. Он был ошеломлен ее смелостью. А Марек смотрел на нее с неприкрытым восхищением.

— Молю вас, леди, простите его, — негромко сказал он, — поскольку он молод и порой не успевает вовремя задуматься.

“Circumstances change. I had need of an introduction that only the Abbot could make for me. What persuasion is in my command, I use.” The Lady Claire was hopping on one foot now, trying to keep her balance while pulling on her hose. She drew the hose tight, smoothed her dress, and then set her wimple on her head, tying it expertly beneath her chin, so only her face was exposed.

— Обстоятельства изменились. Мне потребовалось заступничество, которое в состоянии предоставить только аббат. Я использую те меры убеждения, которые находятся в моей власти. — Говоря это, леди Клер прыгала на одной ноге, надевая шоссы. Натянув их на ноги, она расправила платье, а затем покрыла голову накидкой, изящным движением завязав ее под подбородком так, что открытым осталось только лицо.

Within moments, she looked like a nun. Her manner became demure, her voice lower, softer.

“Now, by happenstance, you know what I had intended no person to know. In this, I am at your mercy, and I beg your silence.”

И женщина, которая всего лишь несколько минут назад полуголой вбежала в комнату, уже оказалась похожей на монахиню. Ее манера держаться обрела скромность, голос стал тише и мягче.

— Теперь вам, по воле случая, стало известно то, что я не намеревалась открыть ни единому человеку. Я стала заложницей вашего милосердия и прошу у вас одного — молчания.

“You shall have it,” Marek said, “for your affairs are none of ours.”

“You shall have my silence in return,” she said. “For it is evident the Abbot does not wish your presence known to de Cervole. We shall all keep our secrets. Have I your word?”

— Вы можете не опасаться нашей нескромности, — ответил Марек, — так как ваши дела не связаны с нашими.

— А я взамен обещаю вам свое молчание, — сказала Клер. — Ведь совершенно очевидно, что аббат не желает, чтобы Серволь узнал о вашем присутствии здесь. Мы все будем хранить наши тайны. Могу я получить в этом ваше слово?

“In sooth, yes, Lady,” Marek said.