Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер

— Пятеро из ада, — подтвердил Азазель. — Можете взглянуть. Остальные семеро местные.

Я окинул взглядом место схватки, там с упертым в землю мечом стоит Нехаштерон и рассматривает павших, сам он тоже забрызган кровью, то ли своей, то ли чужой.

Раздался конский топот, это примчался баннерный рыцарь Кенговейн, присланный Альбрехтом помогать в охране холма с маяком, правая половина тела залита кровью, он пошатывался в седле, но соскочил на землю достаточно бодро.

— Ваше Величество! Какое счастье, вы целы!..

— И даже не ранен, — успокоил я, — все хорошо, вы дрались отважно, я видел. А у нас тут была всего дюжина мальчиков для битья...

Пятеро, что из ада, рассыпались в прах, а тот впитался в землю, остались только семеро смертных наемников, но восьмым лежит Терд, весь иссеченный так страшно, что понятно, продолжал драться даже смертельно раненным, и его рубили, пока не рухнул им под ноги.

Я бросился к нему, присел, но понял, что спасти уже не получается, он не ранен, а убит, жизнь ушла из иссеченного тела полностью.

Нехаштерон сказал хмуро:

— Ваш вассал? За вами успел вовремя. А что здесь только пятеро сбежавших — это понятно. Двое отделились, понимали, на земле станет известно, сколько их, значит, будут отслеживать все отряды, где по семь человек.

— Это в самом деле люди? — спросил я с сомнением.

— Все пятеро, — подтвердил он. — Но не совсем простые... В смысле, простые, потому что люди, а непростые, потому что величайшие воины всех прошлых веков и народов.

— Значит, — сказал я, — остались только двое, но оставшиеся двое куда опаснее.

— Сильнейшие остаются для финальной схватки, — согласился он. — Не знаю, почему существует такой закон, но, видимо, какой-то смысл есть...

Я подлечил Кенговейна, который ничего не понял из нашего разговора, Азазель вздохнул тяжело и со злостью.

— Эти двое, что остались, — сказал он люто, — из наших! Правда, младшее поколение. Помесь ангелов и женщин. Демоны, говоря по-вашему. Сэр Ричард, как самочувствие?

— Справимся, — заверил я, хотя не чувствовал в себе такой уверенности. — Проигрывать никак нельзя.

— Ставки великоваты, — согласился он.

— Могу предположить, — проговорил я, — что, как вы и сказали, эти двое и будут самыми опасными. Даже не знаю...

В сторонке кто-то зашевелился, мы все трое мгновенно обнажили оружие. Терд дернулся, распростертый в луже своей крови, громко закашлялся.

Мы бросились к нему, он рывком сел, упершись позади себя обеими руками. Лицо ошарашенное, глаза дикие, но потрясло нас больше всего, что от страшных ран, изуродовавших грудь и живот, ни следа, только от доспехов одни иссеченные полоски.

Кенговейн ошалело посмотрел на него, на меня.

— Ваше Величество... вы умеете возвращать из мертвых?

Я пробормотал:

— Не повышайте меня до титула Всевышнего.

Терд и то меньше потрясен, чем мы, огляделся по сторонам, медленно поднялся на ноги, все еще чуточку покачиваясь, словно только что сошел с корабля.

Кенговейн вскрикнул:

— Терд, это точно ты?

Терд покосился хмуро в его сторону.

— Что, долг за вчерашний проигрыш зажилить размечтался?

Кенговейн открыл и закрыл рот, потом промямлил:

— Много я видел дивного, но чтоб вот так с того света... Ты же в аду был? Про рай не поверю!

— В аду, — подтвердил Терд.

— Но как ты выбрался?

Терд озабоченно ощупал грудь, живот, опустил ладонь на то место, под которым бьется сердце.

— Знаешь, — проговорил он не своим голосом, — я там в аду отыскал свою душу.

— Ого, — сказал Кенговейн заинтересованно, — в котле с горячей смолой?

Терд покачал головой.

— Хуже... Хотя теперь неважно. Она со мной, больше не потеряю.

Он повернулся и пошел прочь, все ускоряя шаг, а спина становилась прямее, как и плечи шире.

Я сказал тихо:

— Кенговейн, а как он потерял душу, не знаешь? Вы же почти друзья. Во всяком случае, он из твоего отряда.

Глаза Кенговейна стали отсутствующими, он посмотрел в сторону, голос прозвучал отстраненно.

— Он не говорил.

— А вы не спрашивали?

— Было пару раз. Но лучше бы промолчал.

— Вы его лучше знаете, — сказал я. — Какие-то догадки есть?

Он посмотрел на меня странно.

— Ваше Величество, а может... лучше и не интересоваться? А то вы как-то часто дышите... Думаю, душу беречь надо в любом случае. И никогда не ставить на кон. Все-таки сберечь проще, чем потерять. Вернуть очень непросто! Это ж выцарапывать у самого дьявола.

Я подумал, кивнул.

— Мудро говорите, сэр. Сразу видно, уже мордой о стену.

— И не только о стену, — согласился он. — И не раз. Я вот все в жизни терял... и не один раз. Но душу берег. Если подумать... что у человека ценного, кроме души?

— Мудро, — повторил я. — Все остальное есть и у зверя.

А еще у ангелов нет, мелькнула мысль. Во всяком случае, у Михаила точно не наблюдается. Как и у прочих ультраправых неоткуда взяться. А вот насчет мятежных не уверен... От человека можно набраться не только блох.

Кенговейн сказал с почтением:

— У вас просто замечательные конь и собачка, Ваше Величество!.. Конь столько народу стоптал, когда те бросились помогать вашим избранным противникам!

— А собачка? — спросил я с тревогой.

Он покачал головой.

— Я слышал, вы разрешаете ей только охотиться? Она никого не тронула, но так рычала и скалила зубы, что ее боялись больше, чем этого страшного черного коня... Ваше Величество, нападение отбито, вас и ваших друзей просят отдохнуть в замок лорда Робера. Вон посланец, боится подойти...

В сторонке в самом деле переминается с ноги на ногу, держа коня в поводу, молодой тощий парень в одежде слуги лорда Робера.

Перехватив мой взгляд, он прокричал устрашенно:

— Ваше Величество!.. Мой хозяин смиренно надеется, что вы почтите своим вниманием его замок снова.

Я оглянулся на Азазеля и Нехаштерона, первый промолчал, а Нехаштерон сказал медленно:

— Учитывая, что угроза миновала... я бы не прочь... Сто лет не был у смертных в их жилищах.

Мальчишка застенчиво улыбнулся, понимая «сто лет» как «давно», все так понимаем, Азазель кивнул, и я ответил:

— Скачи к лорду Роберу! Передай, учитывая скорое наступление ночи, мы втроем с удовольствием принимаем любезное приглашение.

Посыльный взлетел в седло и мигом развернул коня в сторону далекого замка.

Когда я поднялся в седло и разобрал повод, ощутил, что руки уже не трясутся, но сердце время от времени учащает бег, словно вспоминает, как дралось, и переживает все заново.

Азазель и Нехаштерон держатся невозмутимо, то ли всего насмотрелись, то ли их жизням это не грозило, не знаю, но оба смотрятся довольными, словно из рабочей обстановки вырвались в земной сад на отдых и прогулку.