Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер

Азазель пил часто и помногу, я заподозрил, что как-то хитрит, не может столько вместиться в тело, даже если вынуть все кости и мясо. Прислуживающие нам слуги начали поглядывать сперва с интересом, потом с недоумением.

— Азазель, — сказал я шепотом, — ты привлекаешь внимание.

— Женщин? — спросил он довольно.

— Стражи, — шепнул я. — Человек столько не выпьет. Значит, ты злой дух.

— Все, — сказал он. — Извини, забылся.

— Бери пример с Нехаштерона, — сказал я. — Будто каждые сто лет вот так на пиру сидит!

— Ты уверен, — проговорил он тихонько, — что этим людям Господь готов дать шанс спастись?

— Абсолютно.

— Даже всем? Даже не как Ною?

Я прошептал с болью в голосе:

— Сейчас совсем другой мир! Предыдущие Господь уничтожал, потому что оставались языческими и заслуживали уничтожения. После потопа позволил спастись вроде бы лучшему из лучших, Ною с семьей, да и тот пьяница и дурак! Разве это не показатель, насколько остальные были хуже? А Содом и Гоморра?..

— А сейчас не так?

Я вскрикнул:

— Не так!.. Между прошлым прилетом Маркуса и этим... был Христос! В мир пришло новое понимание, новая мораль! Мир стал лучше и чище. Посмотри, впервые в мире не хватают еду со стола, как звери, а читают молитву! Молитва — это показатель, что контролируют зверя в себе. Потому этот мир должен быть спасен во что бы то ни стало! Более того...

Я запнулся, он сказал быстро:

— Ну-ну, говори!

— Мне кажется, — прошептал я, — это экзамен. Если сумеем спастись, то Господь нас оставит... Нет-нет, не в том смысле! Что у тебя за лицо? Оставит в том смысле, что перестанет вытирать нам носы и поддерживать при каждом шаге. Справившись с Маркусом, докажем свою зрелость и способность и дальше самим решать все свои проблемы. И Господь вздохнет с облегчением и скажет себе гордо, что был прав, все получилось точно по Его гениальной задумке... а когда я смотрю на себя в зеркало, я понимаю, наш Господь в самом деле гений!

Он поморщился, но ничего не сказал, только вздохнул так тяжело, словно я перегрузил на него все грехи мира.

Дородный лорд зашел справа, сказал участливо:

— Ваше Величество, ваш кубок пуст. Позвольте я налью?

— Это дело слуг, — сказал я с неловкостью.

Он гордо улыбнулся.

— Я послал их обслуживать других гостей, а наливать вино вам и сменить блюда — это честь для любого высокорожденного лорда.

Азазель завидующе вздохнул. Я указал лорду на его пустую тарелку.

— Тогда и моему другу. Его род, кстати, намного древнее моего. Я веду свой всего лишь от Адама.

Лорд улыбнулся, сочтя за шутку, Азазель понимающе подмигнул.

— Умеете, — сказал он, когда лорд удалился за кувшином вина, — умеете так проговариваться, что вам все равно не поверят!

— Это искусство, — согласился я. — Налейте нашему другу вина, а то он за вами не поспевает и понюхать.

Сэр Робер расшибался в лепешку, только бы мне и моим друзьям было хорошо, я чувствовал себя неловко, мне для «хорошо» нужно не так уж и много, хотя пришлось согласиться занять все левое крыло донжона, больше для важности и престижности, король не может ютиться в одной-двух комнатах, ему нужны просторные залы, хотя и непонятно зачем.

Я выбрал для нас комнату почти под самой крышей, отсюда хорошо видно всю долину отца Миелиса, истоптанный ногами и уже потерявший половину зелени холм и грозную в своем непонятном величии крупно-чешуйчатую колонну скардера.

Новые покои чуточку похуже тех, в которых сейчас зияет дыра, точно лорд Робер сразу же выделил нам самое лучшее, однако Нехаштерон и здесь огляделся с великой радостью, осторожно опустился на диван, обе ладони помяли, щупая, сиденье, подпрыгнул, как ребенок.

Мы с Азазелем опустились в кресла, я машинально создал себе большую чашку кофе, Азазель тут же шумно потянул носом и с самым заинтересованным видом вытянул шею.

— Извини, — сказал я с досадой, — как я мог забыть предложить тебе поистине адский напиток!

Он осторожно принял чашку, кофе не просто черный, а чернюший, как смола в котлах, где сидят грешники, запах тоже странный, будоражащий как-то по-особенному.

Глядя, как я отхлебываю большими глотками, сделал осторожный глоток, долго вчувствовался, тоже мне независимый и гордый ангел, а где же сорвиголовость, где он мятежный просит бури, где робкий пингвин прячет тело жирное в утесах... в смысле, реет гордо, черной молнии подобный?

— Невероятно, — проговорил он в озадаченности, — это у вас, доблестный король, откуда?

— У нас все крестьяне пьют, — ответил я победно. — Что-то вы оплошали, дорогой Азраил.

— Здесь я не Азраил, — ответил он, — хотя, если знаете еще несколько моих имен, это неважно. Как говорите, называется этот чудесный дьявольский напиток? Кофе?

Нехаштерон принял свою чашку без опасений и сразу же сделал большой глоток. Мы оба смотрели на его лицо, что вместило столько счастья, что хватило бы на весь созданный Господом мир.

— Кофе, — подтвердил я. — У меня из головы не идет грядущий разговор с Михаилом... Прислушается ли к моим предупреждениям? Станет ли выяснять насчет причастности своих к заговору?

Азазель сделал наконец-то большой глоток, задумался.

— Там есть и более адекватные, — сказал он неторопливо. — Михаил, да... страж неба. Но, как тебе сказать, вообще-то Михаил... гм... не главный.

— А хто? — спросил я.

Он посмотрел на Нехаштерона, тот допил кофе и пояснил хрипловатым голосом:

— Их таких главных четверо: Михаил, Гавриил, Уриил и Рафаил. Они охраняют четыре части света... Но над ними ангел Метатрон, выше его только сам Творец.

— А Метатрон на чьей стороне?

Он взглянул на меня в удивлении.

— На стороне Господа, понятно. И Господь не вмешивался, когда Михаил собрал своих сторонников и ударил со всей мощью в отказавшихся поклониться Адаму... Если ты думаешь, что были только верные Творцу и мятежники... ты ошибаешься здорово.

— Уже не думаю, — заверил я. — Большинство всегда вообще в сторонке. Чтобы присоединиться к победившим. Так что у Михаила сейчас не самый лучший контингент.

— Он опирается на тех, — сказал он, — с кем сражался бок о бок, но вынужден считаться и с большинством. Спасибо, сэр Ричард, это не кофе, а чудо!

— Еще чашечку?

— Если можно...

— Можно, — сообщил я. — Человек такая свинья, что все может, у него нет запретного, что так тревожило Федора Михайлыча, но нам как-то по барабану... Держите! Может быть, с молоком?

Он воскликнул испуганно:

— Зачем портить?.. Но сахару можно и больше.

— Хороший вкус, — сказал я с одобрением. — Сахар — энергия для мозгов.

Азазель пробормотал:

— А все-таки они хорошо изучили вас, дорогой сэр Ричард. Одно только не предусмотрели...

— Мою безумную, — спросил я, — доходящую до дикого героизма и самоотверженности отвагу? Про невероятную скромность молчу, ее в данном случае во внимание можно не принимать, хотя я ею отмечен...