Александр Авраменко - Экспансия

— Айру!

Рявкнул гридень, вытаскивая меч из ножен, тут же хлюпнул — ногой князь отшвырнул его в сторону, добавив подхваченной на ходу табуреткой добротной славской работы. Далее всё было на одних рефлексах: тело изогнулось, уходя сразу от двух ударов, распластываясь в воздухе, и пропуская дубину поверх, а второй меч понизу тела. Скрючившиеся в когти руки вытягиваются вперёд, рвя податливое горло, а ноги выстреливают назад, откидывая одетого гриднем врага. В мокрой от крови руке дубина старается выскользнуть, но… Сухой треск лопнувших позвонков, брызжет жижа мозгов от смятого нечеловеческим ударом черепа… И Добрыня оказывается вновь возле ложа, на котором, прикрыв простынёй тело, сидит с поражённым лицом Ольми:

— Ты цела?!

Девушка слабо кивает. Удерживая изо всех сил ладошками крик страха. Мужчина на мгновение ласково касается тыльной стороной ладони её бархатной щеки, затем подбегает к двери, осторожно выглядывает — никого. Что за… Вот же! Ладно, у него одежда имеется. А во что одеть жену? Ни ниточки! Спохватившись, открывает шкапчик, срывает с полки порты и рубашку. Исподнее? Плевать. Сейчас не до этого! Обернувшись, бросает бельё девушке, сам сдёргивает со стены кольчугу и оружие. Вот это его меч! И сейчас кому то не поздоровится…

— Ты чего, жена?! Одевайся! Сейчас не до платьев! Враги.

Позади едва слышное шуршание хлопковой ткани. Слышен свист кожи. Оборачивается — Ольми выдёргивает ремень из петель доспехов мёртвого гридня, подпоясывается. Верно. В его одежду две таких, как она, завернуть можно. Невольно губы расплываются в улыбке, а у неё, наоборот, на лице обида. Совсем по-детски спрашивает:

— Я смешно выгляжу?

И… Первый шаг к осознанию — она говорит на его языке. Речь славов слетает с уст девы, словно родная… А если… И звуки чужих до этого дня слов легко вылетают изо рта:

— Великовата моя одёжка, да?

Её глаза округляются от удивления, только тут Ольми осознаёт… Точнее, начинает понимать… Она — в его доме. Его комнате. Более того — в его постели. Четыре трупа. Мужчина, который до сегодняшнего момента не мог, никак не мог знать язык Тауантинсуйу, совершенно свободно, без малейшей запинки общается с ней. А она, в свою очередь, так же легко, словно речь славов дана ей от рождения, говорит с ним… И она была в его постели!!! Более того, готова была позволить ему всё, словно мужу! Но он же и есть муж! Не династический, а настоящий! Так сказала Троица Жизни! И пусть он не инка, но зато — настоящий воин… Воин! Четыре врага лежат мёртвыми, и у него не было оружия. И первое, что он сделал, когда непосредственная угроза миновала, бросился к ней, узнать, не случилось ли чего? Не ранили ли её?..

Ольми залилась краской. Неужели тот сон… А сон ли это? И у них действительно будут мальчик и девочка? И она, Мама Тауантинсуйу позволит славу прикоснуться к божественному телу богини? И более того, даже родит от него?! Но кто может пойти наперекор Воле Трёх? Даже она, чьи предки пришли со звёзд… Её ладошка утонула в огромной ладони воина. Ощутила твёрдые мозоли. И он смог быть таким нежным и добрым… Стоп! Остановись! Размышлять будешь потом, а сейчас — надо спастись, для начала…

…Сумасшедший бег по лестнице, выскочили во двор и замерли на месте — сплошная стена инков и славов, ощетинившиеся копьями, перекрыли все выходы. А сверху, она успела оглянуться, сотни лучников с нацеленным на них оружием. Это — смерть?! Но что он делает?! А мужчин спокойно откладывает меч, делает шаг назад, прикрывая её своим телом…

— Что творите вы, люди добрые? Или разум у вас помутился? Коли смеете руку поднимать на князя своего, и супругу его, Богами нашими данную?

…Взрывается толпа злобными криками. Потрясает оружием. Вперёд выходит один из тех славов, что сопровождал мужа на первой встрече и пытался счесть её душу, как его зовут, Крок, кажется? Сипло кричит страшные и обидные слова:

— Ведьма она, околдовала воина! Ты совсем разум потерял, Добрыня, и не князь нам больше!

…Она чувствует, что князь улыбается, спокойно и добродушно:

— Это ты, тайник, разум потерял! Разве можно пойти против воли Богов?

Замолкает слав, но зато выскакивает вперёд Сапай Авки [56] глава знатных рыцарей Тольпек, раскрывает смердящую пасть и вопит, потрясая своей золотой булавой, символом власти:

— Ты, грязный слав, посмел прикоснуться и опозорить нашу Богиню! Смерть тебе!

И вдруг затихает, когда слова родного языка льются с губ чужака:

— Ты, презренный, осмеливаешься поднять руку на своего Императора?!

Смятение в рядах инков. Чужак знает божественный язык и говорит на нём! Откуда? А тот вдруг смело шагает вперёд, вскидывает вверх руки, и… О, Божественное Чудо! Вспыхивает огненный шар между ладоней его, и становится во дворе светло, словно днём, а небес гремит хор нечеловеческих голосов:

— Неразумные! Или мало вам слов князя вашего?! Откуда неверие в ваших сердцах? Избран нами Добрыня быть вашим владыкой. И быть роду его вашими повелителями отныне и до скончания Рода человеческого! Ибо так сказано нами, Тремя Богами Жизни!

И появляется над городом огромное лицо в небе… Одно, второе, третье… Падают в страхе люди, прикрывая головы руками, ибо неземной свет и пламя в глазах Богов… А оба тех, кого только что хотели растерзать, объятые неземным сиянием стоят возле друг друга и держаться за руки, не боясь уже ничего. Боги явили свою волю славам и инкам. И кто осмелиться пойти наперекор их воле? Лишь безумец? Но и тот устрашится гнева Троицы Жизни, ибо нет отныне для Богов Славов и Инков Предела… И грянул гром, что во всех концах земель Полуденных и Полуночных слышен, и высветило небо Лики Божественные вновь, и слышал голоса Богов каждый, кто жил на этих землях, на своём языке, знакомом с рождения, и видел, как побежали выстраиваться в очередь суетливую все родовые и племенные Божки самих диких народов, что в диких и глухих уголках обитают, ибо поняли те мелкие Боги, что отныне их сила и власть — Ничто, по сравнению с Троицей Жизни. И вершился строгий, но справедливый Суд Богов, и летели на землю головы тех, кто замечен был в поедании ближнего своего, и заповеданы отныне всем Правила следующие:

Ama quellanquichu — Не ленись.

Ama llullanquichu — Не лги.

Ama suacunquichu — Не воруй.

Три Божественных принципов. Три Великие Истины. И поняли отныне все, кто жил на Новой Земле, что наступила Новая эра…

…Князь смотрел, как распростёрлись перед ним и его супругой ниц, без разбора, и славы, и инки, и сам был напуган Откровением Божественным. Тишина гробовая стояла во всём городе Торжке. Даже птицы испуганно затихли на деревьях, и туры, и лошади, и прочая домашняя живность. Казалось, все ждали его Слова. Ибо он теперь для всех — Божественный Император. Не в смысле того, что он — Бог. А в том, что осенён Добрыня Божественной Милостью, и стал отныне Правителем Обоих Земель, Полуденной и Полуночной. И негромко молвил он, прижав к себе дрожащую от увиденного супругу левой рукой: