Владимир Корн - Артуа

Беременные женщины мне нравятся. Нет, я не извращенец какой-то. Просто у них такая плавная походка, взгляд такой особенный и загадочная улыбка, куда там Моне Лизе. Хотя слышал я версию о природе ее улыбки, в которой говорилось, что она как раз и обнаружила, что ждет ребенка.

Вечером был пир. Кроме медведя и серны, добытой Тибором, охотники взяли еще порядочно дичи. Даже пару подсвинков добыли. Вот и я себя тоже порадую, ни разу серну не пробовал, чем Крижон не пример. А что медвежатина. Мясо как мясо, и никогда я в ней особого удовольствия не находил.

Пировали мы под открытым небом, на застеленной кошмами земле. Помимо свежей дичины было много других не менее приятных яств. Один сыр из козьего молока, пряный, чуть с горчинкой и острый такой, чего стоил. Было и вино, и напиток из перебродившего кобыльего молока и даже брага на меду. По крайней мере, такой я определил ее на вкус.

Мы с Горднером сидели рядом с Скройлом, на почетных местах. По левую руку от него находился Горднер, ну а уже следом я. У Скройла действительно левая рука плохо гнулась в локтевом суставе, и для того, чтобы выхватить лук, ему требовалось лишнее движение. Видимо поэтому он и носил за поясом пистолет.

Хотя возможно, тот служил просто украшением, потому что смотрелся пистолет как ювелирное изделие.

Горднер выглядел еще очень бледно, но время основательно торопило и потому мы должны были отправиться в Мулой через день.

Было произнесено множество тостов. Хозяева предлагали выпить за людей, которые не побоялись пройти через Гориенские болота. Мы поднимали кубки за гостеприимных хозяев, отличных наездников, грозных воинов и не менее удачливых охотников.

Играла музыка, целый оркестр, состоявший из пары инструментов, чем-то напоминавших мандолины, нескольких рожков и барабана. На барабан я обратил особое внимание, поскольку кожа, пошедшая на его изготовление очень походила на человеческую. Да что там походила, насколько мне известно, только люди любят украшать свое тело всевозможными тату, а на барабане их хватало.

Так оно и оказалось. Поймав мой заинтересованный взгляд, Скройл объяснил, что кожа действительно человечья, и принадлежит она, вернее принадлежала, одному из вождей кронтов, их извечных врагов. Если он хотел меня этим шокировать, не очень-то ему это и удалось, подумаешь, эка невидаль.

Когда я спросил у него, не содрали ли эту кожу, перед тем как отправить бедолагу в котел, Скройл расхохотался и успокоил меня, что дело было совсем не так.

После того, как вождь кронтов остался без кожи, ему предоставили полную свободу и даже вернули коня. Так я и не понял, шутит ли Скройл или говорит серьезно.

Сами севелуги обычая расписывать тела у своих извечных врагов не переняли, и это легко можно было обнаружить, так как многие были одеты в короткие кожаные жилетки на голое тело.

Местные батыры устроили борьбу, и тут уж совсем стало ясно, что татуировок нет, поскольку из одежды на них осталось только подобие набедренных повязок. Ничего из борцовской техники меня не заинтересовало, обычное пыхтение и топтание с целью заставить противника коснуться земли хотя бы коленом.

А вот девушки танцевали очень красиво, и это было куда как более интересное зрелище. У севелугов вообще женщины красивые, высокие, стройные, с интересным разрезом глаз и волнующей пластикой движений. Наверное, и мужчины такие же, но мне судить об этом трудно, да и неинтересно.

Пир наш закончился далеко за полночь и Скройл в завершение заявил, что завтра будет продолжение, поскольку сошлось слишком много событий. И его возвращение к родным очагам, и прибытие нежданных, но таких дорогих гостей, да и вообще настоящие мужчины гулять должны долго.

Его заявление породило бурю одобрительных возгласов, и не только со стороны севелугов. У меня это сообщение вызвало легкое уныние, потому что получалось так, что мы задерживались еще на один день.

Ночью на стоянку напали кронты.

Их было немного, всего пара сотен, к тому же кронты были изрядно потрепаны имперской пограничной стражей. Они являлись одним из отрядов, выступивших на стороне Ромерта, принца-изгнанника. После того, как планы Ромерта сорвались, кронты были предоставлены сами себе, и нескольким отрядам пришла в голову мысль нанести визит в окраинные селения Империи.

Конечно, встать на свою сторону Ромерт соблазнил их не уговорами и посулами, а сделав предоплату. Но денег много не бывает и поэтому кронты решили наведаться в Империю. Там их, конечно, никто не ждал, но к подобному случаю были готовы. Кто-то в свои степи вернулся сразу, после того как получил от пограничной стражи, кто-то задержался, для того, чтобы получить свое от нее же еще раз, ну а этот отряд оказался самым невезучим.

Их долго преследовали, с целью загнать в те болота, что мы недавно пересекли, но кронтам удалось этого избежать. Все это мы узнали на следующий день, когда на место прибыл конный отряд пограничной стражи, так долго их преследующий.

В общем, на лагерь севулугов кронты наткнулись случайно, преследуемые стражей, и не смогли устоять от соблазна напасть на мирно спящее селение.

Стойбище севелугов состояло из тридцати пяти шатров, расположенных тремя концентрическими кругами, в центре которых располагался шатер Скройла.

Еще пять шатров стояло наособицу, уж не догадываюсь по каким причинам. Может быть, там жили изгои, но и вполне вероятно, что людям, живущим в них, так вздумалось. Если предположить, что в каждом шатре имелось по два воина, а по моим наблюдениям так оно и получалось, выходило, что защитников было около сотни.

Не имеют обыкновения кочевники скапливаться в одном месте, степь широкая, зачем топтать траву, мешая друг другу, места в степи на всех хватит. Для набега или еще для каких-нибудь других целей, достаточно объехать соседей и назначить место сбора.

Да не столь уж и многочисленны севелуги, и их спасает только то, что они находятся под рукой императора. Считается, для того чтобы народность не вымерла, необходимо не менее семи тысяч их представителей. Иначе вырождение неизбежно. Не знаю, сколько осталось севелугов, а выяснить у Скройла этого не удалось.

Я проснулся от шума, доносящегося сквозь тонкие стенки шатра.

Горднер был уже на ногах и здоровой рукой надевал на себя перевязь со шпагой. Левая его рука висела на платке, и доктор категорически требовал, чтобы он двигал ею как можно меньше. Рана плохо затягивалась и соединительная ткань, образовавшаяся в ней, грозила разойтись в любой момент.

Мои последние несколько месяцев жизни дали множество навыков, и мне не потребовалось много времени, чтобы полностью экипироваться. Тем более спал я практически полностью одетым.