Борис Батыршин - Курс на Юг [СИ litres]

…хоть об этом не надо беспокоиться. Дырьев ей голову поднять не даст, сколько ни протестуй…

Снова грохнули македонки – раз, другой – и вдруг стрельба стихла. Серёжа осторожно поднял голову. Дорога и обочины завалены телами, кто-то стонет, пытается ползти. Из мрака по ту сторону дороги вдруг возникли три фигуры, такие же, как те, что сопровождали с Греве, с самодельными газырями и подсумками. Они, наклонялись, деловито осматривали тела. Короткий высверк бебута, сдавленный стон, тошнотворное бульканье – и всё. Серёжа отвернулся.

Барон стоял, вертя в руках узкий клинок, покрытый тёмно-серыми разводами дамаскатуры. Гарды у клинка не было, рукоять де увенчивала вырезанная из кости голова китайского дракона..

Представь, Серж, нарвался в этой дыре на великолепного фехтовальщика! – сказал он. – Я против такого мастера – сущее дитя, хотя и призы брал в Морском Училище… Думал уж, что всё, крышка – да тут рванула рядом македонка, он отвлёкся, и я зацепил ему кончиком палаша руку выше локтя. И крепко, видать, зацепил – он уронил шпагу, выругался по-аглицки и задал дёру. Вот бы теперь саму трость найти, вещь-то красивая. Трофей, опять же…

И принялся озираться по сторонам, шаря взглядом в траве.

Кто-то подёргал его сзади за рукав. Веня Остелецкий. В руке винтовка Шарпса с длинным латунным телескопом, прикрученным поверх ствола – такие Серёжа видел на фотографиях Гражданской войны в Америке

…вот, значит, кто это отстреливал злодеев!

– Извини, брат, обниматься будем потом. А сейчас руки в ноги, и ходу, пока не набежали тут по нашу душу.

Действительно, в крепости часто звякал сигнальный колокол.

– По дороге, к городу?

Нет, тут, в кустах есть тропка, мы её заранее разведали. По ней выйдем к берегу – тут недалеко, примерно полверсты. Там ждут лодки.

Серёжа хотел что-то спросить, но вместо этого махнул рукой и направился к ожидающим его спутникам. «Дабл Дерринджер», из которого так и не пришлось выстрелить, он сжимал в ладони. Расслабляться пока ещё рано.

– Ты что, не приказал своим bastardos [25] (исп.) ублюдки осмотреться возле места засады?

– Зачем, сеньор? – Мануэль озадаченно уставился на англичанина. – Эти ganado [26]ведь нездешние, откуда им знать, где можно спрятаться? А моим парням каждая тропка там известна… была.

– То-то, что «была», рerezoso idiota! [27] (исп.) ленивый недоумок И где они теперь? Кормят стервятников, как сarroña sin valor! [28] (исп.) никчёмная падаль

Бёртон скривился от боли – распоротый палашом Греве бицепс давал о себе знать. Но ничего, он потерпит. Терпел и не такое – скажем, двадцать лет назад, в Эфиопии, когда пришлось спасаться бегством по выжженной саванне, с обломком дротика, пробившим одну щёку и вышедшим из другой. Отметины в виде шрамов до сих пор украшают его лицо, давая пищу карикатуристам…

Нынешняя ситуация если и лучше, то совсем ненамного. Головорезов, которых собрал Мануэль, нет: кто разорван ручными бомбочками, кто сражён меткой пулей, выпущенной невидимым стрелком, а большинство попросту разбежалось, стоило запахнуть жареным. Мразь, уголовники – чего ещё от них ожидать?

Вот и Мануэль косится как-то нехорошо. Негодяй видел, как он лишился своей шпаги и уверен, что имеет дело с безоружным. Отвернулся, отряхивает от пыли штаны, а сам выжидает момент.

Бёртон незаметно сунул руку под пончо и нащупал рукоять кривого арабского кинжала-джамбии. Он не расставался с ним со времён самого своего знаменитого приключения, когда он, прикинувшись мусульманским паломником, проник в запретный для европейцев священный город Мекку. Сколько смертельных опасностей пришлось тогда преодолеть – так неужели какой-то аргентинский мошенник…

Мануэль выпрямился – и вдруг, извернувшись кошкой, метнулся на англичанина. В руке опасно сверкнуло лезвие навахи.

Бёртон отскочил назад и вбок.

– Я всё ждал, когда ты, наконец решишься… Ну давай, ублюдок, иди сюда!

Мануэль, поняв, что застичь англичанина врасплох не удалось, принял классическую стойку испанского махо – широкополая шляпа зажата в левой руке и выставлена вперёд, правая, с навахой, отведена назад, на уровне пояса. Согнутые ноги широко расставлены, изготовлены к прыжку. Видно было, что он неплохо владеет ножом – неудивительно, при его-то роде занятий…

– Я не злопамятен, сеньор… – аргентинец злорадно осклабился. – И даже готов забыть, как вы меня унижали. Отдайте только своё золото и можете идти с ми…

Договорить он не успел. Бёртон нырнул ему навстречу – рыбкой, головой вперёд. Упал на выставленные руки, перекатился, пропуская над головой взмах узкого лезвия и – ударил. Ударил, как учили его йеменские мастера ножевого боя: снизу вверх, наискось, обратным изгибом клинка, похожем при таком хвате на тигриный коготь или страшный малайский боевой нож ках-рам-бит.

Острейший кончик джамбии распорол аргентинцу подмышку. Хлынул фонтан ярко-красной крови. Мануэль взвыл, выронил наваху, пытаясь зажать рану ладонью, и повалился на колени. А Бёртон уже стоял у него за спиной – на порченом шрамами лице злобная ухмылка, окровавленное лезвие в опущенной руке.

– Ну что, амиго, понял теперь, с кем связался?

Мануэль, жалобно заскулил, то ли оправдываясь, то ли вымаливая пощаду. Кровь фонтанировала из распоротой артерии, заливая рыжую пыль под ногами – с каждой её каплей из тела аргентинца вытекала жизнь.

– Можно было бы бросить тебя тут, чтобы ты истёк кровью, но я сегодня милосердный. Прощай, амиго – и передавай привет Святой Деве Гвадалупской! Если ты её, конечно, увидишь, в чём я сильно сомневаюсь.

И неуловимо-быстрым движением перехватил жертве горло от уха до уха. Несчастный беззвучно повалился лицом вперёд, ноги несколько раз дёрнулись в конвульсиях.

Бертон повернулся и пошёл по дну оврага, вдоль дороги, ведущей к городу. Раненая рука отзывалась болью при каждом шаге, рукав рубахи и пончо медленно напитывались кровью. Но англичанин не обращал на это внимания. Через час-полтора, он будет на борту «Рэйли», в своей каюте – промоет, перевяжет рану, и поговорит с кептеном Трайоном. Опыт и здравый смысл хором подсказывали Бёртону, что после такого шумного побега русским придётся поскорее убираться из Вальпараисо – и сделать это они смогут только на «Луизе-Марии». Значит, надо быть готовым пуститься в погоню. А дальше… никакого дальше у этих русских уже не будет. Океан не возвращает назад то, что кануло в его глубины.

Чили, в гавани Вальпараисо.

2 января 1880 г.

– До сих пор не могу поверить, что вы, оба в Чили! Особенно ты, Гревочка – с красавицей женой, на собственном пароходе! Лорд Гленарван, да и только!