Борис Батыршин - Курс на Юг [СИ litres]

– Мы для них на фоне тёмной стороны горизонта. – отозвался Остелецкий – И потом: с чего это в нас стрелять? Старшее на рейде военное судно следует за нейтральным пароходом. Конечно, взрыв монитора, подозрительно донельзя, да ещё и недавний побег – но чтобы вот так, сразу, обстреливать и топить? Нет, не решатся. А когда поймут, что ошиблись, мы будем уже далеко.

Он стоял рядом с Серёжей в расстёгнутом до пояса «водолазном» костюме из тонкой кожи и гуттаперчи. Рядом на палубе сохли водолапти.

– И как вы ухитрились? С «Конадонгой» понятно, они даже не проснулись, когда мы со шлюпок на палубу полезли. Без ножей обошлось, тихо всё проделали, бескровно. Но – взрыв?..

– Да проще простого. Подошли к монитору вплавь и прицепили к корме мину. Динамита у нас осталось всего две фунтовые шашки – чтобы на дно пустить маловато, а вот покалечить лопасти винта, гребной вал и баллер руля – довольно за глаза. И жертв, опять же, не будет.

– Что жертв не будет – это правильно. – согласился с другом Серёжа. – К чему лишний грех на душу брать? А что за мина-то? Те, что на минных катерах, подрывают током от гальванической батареи. У бросательных бомб, которые используют террористы – кислотные взрыватели мгновенного ударного действия. А ваша как устроена?

– Часовой механизм. Я в детали не вникал, если хочешь, расспроси нашего гениального взрывника, юнкера Лукина, это он смастерил. Замедление поставил на полчаса – как раз хватило, чтобы пластуны вернулись на «Конадонгу» и суда вышли в море. А «Уаскар» теперь нескоро покинет порт. Повреждения наверняка серьёзные, устранять их – полгода, не меньше.

– Вот и адмирал доволен. – Серёжа кивнул на монументальную фигуру Мигеля Грау, возвышающуюся на мостике. – Уж как ему не хотелось топить свой любимый монитор! А так – есть шанс вернуть его после окончания войны по репарациям.

– Эк ты загнул – «по репарациям!» – хмыкнул Остелецкий. – Для этого сначала надо победить. Мы тут, конечно, славно погуляли, но у чилийцев по-прежнему серьёзное превосходство на море.

Вспыхнул ослепительный свет, прожекторный луч зашарил по гавани. Скользнул по канонерке, потом метнулся к «Луизе-Марии».

– «Рэйли». – встревожился Казанков. – А это, друг мой Вениамин, скверно. У англичан полтора лишних узла ходу, и пушки не нашим чета. Догонят – солоно придётся.

– Не лезь поперёд батьки в пекло! – Остелецкий покровительственно похлопал друга по плечу. – Унтер Осадчий не зря три дня по кабакам околачивался. У англичан, что на «Рэйли», что на «Мьютайне», сейчас только стояночные вахты. Остальные лайми на берегу – хлещут ром с мескалем, бьют друг другу рожи да тискают местных сеньорит, какие посговорчивее. Пока соберут команды, пока разведут пары – мы будем уже далеко. К тому же, сначала надо понять, что происходит. Конечно, наш друг Бёртон сразу догадается, кто виновен в подрыве «Уаскара», но о захвате-то «Конадонги» он знать не знает! К бабке не ходи – решит, что «Луиза Мария» дала дёру с нами на борту, а канонерка её преследует.

Серёжа задумался. Прожектор с «Рэйли» шарил по гавани, задерживаясь на уходящих судах. Когда луч упирался в «Конадонгу», приходилось зажмуриваться, закрывать глаза ладонью, спасаясь от невыносимо-яркого света.

– А чилийская эскадра, блокирующая Кальяо? Будем прорываться?

– Это ещё зачем? – удивился Остелецкий. – Пусть Повалишин разбирается там, как знает, а мы своё дело сделали. Пойдём дальше на север, в порт Пайта – в открытом океане нас, поди, сыщи!

Сильнее ошибиться Вениамин не мог. Британские корабли покинули гавань всего через два часа после «Луизы-Марии» и «Конадонги». В планы Бёртона не входило устраивать эффектную баталию в виду всего города, а потому ушли англичане тихо, никого не предупредив: стеньги спущены, паруса подтянуты к реям, чтобы не белели в темноте, на палубах ни звука, ни огонька. Кептен Трайон, которому Бёртон доходчиво объяснил, что им предстоит сделать, велел кочегарам полегче шуровать в котлах. До утра можно не терять беглецов из виду, ориентируясь по искрам, летящим из их труб, самим оставаясь незамеченными. А как рассветёт, они их уже не упустят. Океан, конечно, велик, но торные судовые пути – это всего лишь узкие тропки, с которых не так-то легко свернуть, а от Вальпараисо до Кальяо полторы тысячи миль по прямой, как летит альбатрос. Время есть.

Тихий океан. Где-то у побережья Перу.

…января 1880 г.

Греве поплотнее запахнулся в пончо. Это на берегу стоит удушающая летняя жара, в океане же царствуют холодные ветра, дующие со стороны Антарктиды. Судно весело режет форштевнем индигово-синие волны, следуя в кильватерной струе флагмана их маленькой эскадры. На мостике капитан да фрагатта сеньор Серхио Казанков – сейчас он командует «Луизой-Марией», шкипер же Девилль официально считается интернированным и по этому поводу засел в своей каюте и напивается до зелёных чертей, розовых слонов и прочей сказочной фауны. Орудия расчехлены, кранцы первых выстрелов выложены на палубу, как это полагается, по уставу корабельной службы. Комендоры (все выходцы из далёкой России) бдят; то до матросов-бельгийцев, то многие осталось на своих местах, польстившись на тройное жалованье, обещанное бароном на время боевых действий. Их более осторожные товарищи последовали примеру шкипера, для чего в кубрик было спущено три ящика с бутылками чёрного ямайского рома с подходящей к случаю закуской.

И все довольны, усмехнулся барон. Даже Камилла – вон, как мило беседует со своей подопечной на полуюте, в тени кормового перуанского флага…

Как она? – спросил Остелецкий. Он со своими пластунами перебрался на «Луизу-Марию», оставив полдюжины бойцов на «Конадонге», в помощь Грау.

Греве скосил взгляд на дам.

– Да вроде, всё в порядке. Поначалу заперлась в каюте и заявила, что не выйдет оттуда, пока ей не предъявят возлюбленного. Но потом баронесса подобрала ей миленький туалет для морских прогулок, и девчонка слегка оттаяла. Сегодня даже изволила выйти в салон, к завтраку. Но всё равно, говорит только о том, как воссоединится со своим лейтенантом.

– Боюсь, уже не воссоединится. – голос Остелецкого был невесёлым. – Я тут закончил разбирать бумаги капитана «Конадонги» – незадолго до нашего побега с эскадры, блокирующей перуанское побережье, прислали авизо с донесениями и рапортами. В ночь на Рождество на рейде Кальяо состоялась стычка миноносок. Потери сторон – по одной боевой единице, чилийцы выловили из воды три мёртвых тела перуанских моряков. Среди них… – он замялся, – …среди них тело лейтенанта Гальвеса. Труп сильно изувечен при взрыве, опознали по именному кортику и остаткам мундира. Капитан «Конадонги», оказывается, его знал – они познакомились ещё до войны, когда лейтенант гостил у брата в Вальпараисо. Он ещё пишет, что для несчастного дона Гальвеса, и в особенности, для его очаровательной племянницы, это будет тяжёлый удар.