Люси Пьерра-Пажо - Эликсир Власти [litres]

– Мы не хотим убивать вас, мадемуазель! – добавил Феликс.

Раздался хриплый смех.

– Однако это вы стреляли в меня прошлой ночью! Это же вы Феликс, не так ли? Сэвер был прав: вы совершеннейший трус. Теперь я понимаю, почему он вас ненавидит. Вы не заслуживаете эликсира, который защищает вас от меня.

Отец Натанаэля застыл в изумлении и, казалось, был готов отступить. Однако он встряхнул головой и твердо ответил:

– Мадемуазель, я, может быть, и трус, но сейчас я здесь и рассчитываю исправить ошибки, которые совершил.

– Что вы собираетесь со мной делать? – воскликнула она. – Хотите лишить меня власти? Арестовать? Меня это не остановит. Что бы стало с вашей малюткой Либертэ, если бы я не вытащила ее из тюрьмы?

Мастерица не знала, куда деться от смущения. Натанаэль нащупал ее руку и сжал ее. Одно дело – готовить план уничтожения Веритэ. Совсем другое – оказаться с ней лицом к лицу. Даже загнанная в угол, она все равно внушала ужас. Сейчас графиня больше всего напоминала пантеру, внезапно попавшую в капкан. Чтобы придать себе смелости, Натанаэль подумал о том, что Веритэ сотворила с маленькими Наследниками, с Альсидом, Изабеллой… и его матерью. Он сделал шаг вперед. Либертэ и Кармина последовали его примеру. Веритэ собралась с силами и вновь попыталась завладеть их сознанием, но в канале словно шли помехи. Абсолютная власть покидала ее под действием противоядия, Веритэ все больше охватывала чудовищная слабость. Даже ее связь с Фиори становилась все слабее. Графиня впилась пальцами в бархатную спинку кресла и сделала шаг назад. Феликс вынул из шкатулки шприц.

– Нет! – прошептала она, не в силах сдержать горестный вздох. – Оставьте меня!

Остатками силы ей удалось почувствовать, что за занавесом кто-то есть.

– Немедленно отойдите от этой женщины!

Это был Эжен Алье, вооруженный пистолетом. Он подскочил к краю сцены.

– Мадемуазель, пойдемте со мной! Бежим! Воспользуйтесь вашей властью!

Веритэ грустно улыбнулась.

– Против них я ничего не могу сделать… – И ее снова потопила волна бессилия.

Гигантская люстра вдруг утратила цвет. Античные божества и облачка, нарисованные на куполе, поблекли. Веритэ ощутила у себя на лице что-то влажное. Она недоверчиво коснулась щеки пальцами и удивилась: это была слеза. В последний раз она плакала в далеком детстве.

– Пойдемте же, – продолжал умолять ее Эжен. – Мы еще можем довести начатое до конца.

Кто-то отчаянно забарабанил в дверь зрительного зала. Внутрь пытались проникнуть стражи. Веритэ покачала головой. Слишком поздно.

– Лариспем обречен на поражение! – громко сказала графиня, обводя взглядом Феликса, Натанаэля, Либертэ и Кармину. – Этот город стоит на трупах ваших предков. И ничто не в силах изменить это обстоятельство, даже ваши прекрасные обещания всеобщего равенства. И вы ничего не сможете сделать, чтобы помешать войне. Она все равно случится. Сегодня у меня не получилось ее начать, но война неминуема, поверьте мне!

Веритэ медленно обвела глазами залу. Ну что же, не худшее место для поражения. Она приблизилась к сцене, на которой стоял Эжен. Министр смотрел на нее с надеждой. Несмотря на все происходящее, он все же надеялся ее спасти.

– Эжен, я обещала вам, что никогда не применю свою власть против вас, но вы нужны мне, чтобы поставить точку…

Она собрала остатки сил, призвала на помощь все, что ей оставалось от абсолютной власти, чтобы завладеть сознанием министра, заставить его прицелиться и нажать на курок.

– Нет! – закричала Либертэ! – Кармина! Останови ее! Он же ее…

Лясникамка перепрыгнула через кресла и бросилась к сцене, но было слишком поздно. Веритэ направила пистолет точно себе в сердце. Она рассталась с жизнью еще до того, как ее тело рухнуло на пол. Из раны текла красная кровь, такая же красная, как обивка оперных кресел. Дальше события развивались очень быстро. Внезапно высвободившись из-под власти Веритэ и получив увесистый удар от Кармины, Эжен упал и потерял сознание. В ту же секунду метла, которой Феликс заблокировал дверь, треснула под натиском Стражи. Либертэ бросилась к графине и застыла у ее тела, одетого в черный атлас.

– Она же… – прошептала мастерица.

Натанаэль ухватил ее за руку.

– Не надо здесь оставаться!

Ему показалось, что она так и останется здесь стоять, но Либертэ очнулась и бросилась за ним. Следуя за Феликсом, они забрались на сцену и скрылись за занавесом. Как раз вовремя: им вслед полетели пули, выпущенные стражниками, которые наконец-то ворвались в зрительный зал.

Задыхаясь от быстрого бега, они заметались по сцене, погруженной в полумрак, постоянно натыкаясь на обломки декораций, искусственные деревья, куски папье-маше и замки с привидениями, нарисованные на полотнах ткани. Толком не понимая как, они вдруг оказались в гостиной, потолок которой был окантован золотом. На нихуставились две дюжины глаз. Друзья поняли, что оказались в зале, где нашла убежище немецкая делегация. В первые доли секунды они замерли от удивления, затем Феликс бросился на первого подвернувшегося дипломата и приказал всем сделать шаг назад.

У Феликса было совершенно дикое выражение лица и растрепанные волосы. Больше всего он был похож на пациента, сбежавшего из психиатрической лечебницы. Его внешний вид произвел впечатление на дипломатов, и они сочли за лучшее повиноваться, даже не заметив, что этот странный человек не был вооружен. Кармина аккуратно вложила Феликсу в руку нож. Отец Натанаэля неловко прижал его к горлу немца, попутно отрезав несчастному клок бороды. Остальные члены делегации поспешно отошли в сторону. Друзья вышли из комнаты, таща за собой заложника. Стражникам ничего не оставалось, как пропустить их. Беглецы бросились вон из здания. Два раза они сбивались с пути, спускаясь по бесконечным лестницам в поисках выхода. Дипломат отчаянно протестовал против такого необходительного обращения.

– Немедленно освободите меня! Вы пожалеете об этом! Вы и ваш проклятый город! Я герр фон Шнурберг, посол Рейха, никто никогда не смел так со мной обращаться.

– Нам очень жаль, – отвечал Феликс, не переставая толкать посла без малейшей любезности. – Мы очень спешим, форсмажорные обстоятельства, ничего не поделаешь.

Наконец перед ними показался выход: открытая дверь, у которой никто не подумал поставить стражу. Они уже собирались бросить заложника, но Натанаэль удержал Феликса.

– Подожди! Еще минута! Я хочу кое-что испробовать.

И он уколол себе палец, от всей души надеясь, что этот раз будет последним. И только после того, как Натанаэль пометил посла и прошептал ему что-то на ухо, они выбежали на свежий воздух и бросились прочь от Оперы.